Наш мир болен, но душа жаждет любви
Шрифт:
Я выпрямился.
– Надо положить всех тяжело раненных и зараженных черной жижей в медкапсулы и регенерационные камеры. Даже пленных немцев. Их мы потом вернем темному флоту в знак доброй воли - тех, кто захочет.
– Я вспомнил о второй служанке королевы - ее тоже следовало поместить туда, может быть, ее еще удастся спасти.
– Затем мы соединимся с Альянсом Свободы. И нам нужно будет очистить солнечную систему от засилья корпораций и военных, прекратить торговлю людьми и ресурсами, остановить войны и заключить договоры с немецкой отколовшейся цивилизацией, а может быть, и драко. Темный флот – тоже люди, - вспомнил я слова королевы.
–
Это был грандиозный план. И это был план королевы, который мы, люди, должны были воплотить в жизнь.
Глава 18-20
18
Стас
– Значит, ты не спас ее? – произнесла Елена с некоторой грустью.
– Я не смог. Это словно было предопределено свыше.
– И она знала о нас?
– задумчиво добавила она. – О тебе, присутствующем в Стэне?
Я кивнул. Я не понимал, как это может быть, хотя… это ведь был сон, во сне может быть всё… Или это был не просто сон?
– Ваша наука считает, что сон - это проявление подсознания или тех вещей, которые человека занимали в течение дня, - сказала Елена, и я ничуть не удивился тому, что она может читать мои мысли. – Но это гораздо больше. Вспомни себя в качестве Вознесенной бабочки, ведь через сны ты пытался общаться со своими подопечными, верно? Во сне ты можешь соединяться со своей душой и с другими реальностями.
– Значит, Стэн – он такой же реальный, как мы с тобой, как королева Марса?
– Конечно. Земные писатели-фантасты называли это другими параллелями или временными линиями.
Я кивнул. Я был, наверное, последним в этом мире человеком, кто до сих пор иногда почитывал добрую старую фантастику середины и конца 20 века – Стругацких, Булычева, Саймака, Шекли, но не ту последнюю волну 20-30-х годов в стиле киберпанк и эскапитской фэнтэзи, после которой уже никто и ничего не писал и не читал.
– Но это не совсем так, - продолжала Елена.
– Нет никакого другого "тебя" в других временных линиях, потому что ты являешься суммой их всех, образуя высшее "я", единое поле "тебя", абсолют. Ты есть все, что существует, и ты объединил их всех в своем сознании-восприятии.
– Извини, - я покачал головой, - я ничего не понял.
– Я просто хочу сказать, что если правильно говорить, то никаких временных линий нет. Она только одна, единственная, на которой сфокусировано твое внимание. Также как нет прошлого и будущего, а есть только настоящее. Когда ты был Стэном, все твои «я», точки внимания, сходились на нем, даже если ты, как Стас, наблюдал за ним. Каждое сознание - это сингулярность, каждое разумное существо создает свою собственную вселенную вместе с конечной вселенной. Все связано, все есть единое поле, создающую единственную общую реальность...
Она остановилась, понимая, что мне сложно с непривычки понять столь сложные концепции, и продолжила уже в совсем другом направлении:
– Давай посмотрим, насколько ты продвинулся в своих умениях, - она с интересом смотрела на меня, потому что ощущала изменения. – Твое подсознание, то, кем ты был в снах, – это и
Она повернулась к столу и направила на него свои руки. Две пустых чашки от вчерашнего чая взлетели в воздух и отправились в мойку. Она улыбнулась и сделала взмах рукой, наверное, посещала когда-то цирковые представления, пока они не закрылись, и смотрела на выступления факиров (или фокусников, я не помнил точно, кто выступал там, это было так давно!). На столе появилась красивая хрустальная ваза и несколько красных и белых роз в ней. Я побоялся спросить, живые ли они, чтобы не выставить себя дураком.
– Твой разум – вот главная твоя сила. А соединенный с подсознанием и сверхсознанием он становится всемогущим.
Я ничего не стал говорить вслух. Так же, как и в случае с извинениями, – слова бессмысленны, отвечать надо действиями.
Я расслабился, вспомнив то состояние легкости и всемогущества, которое испытывали во сне мои другие «я», и у меня получилось! Мне удалось замедлить время, как это было с моими другими "я" во сне, и в то же время ускорить сознание. Реальность вместе с Еленой оказалась застывшей, а я направился к ванной и прошел сквозь стену, оказавшись внутри нее.
– Ты сделал это! – услышал я громкий и радостный возглас Елены. – Я так тобой горжусь!
– Я и вправду молодец? – спросил я в ответ, и только теперь понял, что не раскрывал рта, и вообще, как я мог так хорошо ее услышать сквозь закрытую дверь? И тут дверь в ванную отворилась. Елена стояла на ее пороге и смотрела на меня расширенными глазами. Такой я ее видел впервые. Она сделала шаг вперед и обняла меня.
– У тебя таки получилось, - тихо сказала она, прижавшись всем телом ко мне, и, кажется, даже всхлипнула. – Я на самом деле до конца в это не верила. Я просто молилась Богине, и Она меня услышала. Сейчас могу признаться: я так не умею - дальше создания дублей я не продвинулась. Даже там, откуда я пришла. Этой ночью мои воспоминания и способности полностью вернулись ко мне. Теперь у нас появился какой-то шанс изменить этот мир…
Я хотел что-то сказать, но не успел. В наш разговор вмешалась Маша. Я уже привык к тому, что она часто меняла свой имидж и даже выражения лица, от игривости и веселости до требовательности и суровости, как это было в детстве у родителей. Я вырос в традиционной семье, и ценности оной хранил всю свою недолгую жизнь.
– Срочный вызов от медслужбы, - сказала Маша тоном, от которого у меня все внутри похолодело. – Соединяю.
Мы вышли в салон, и в центре комнаты появился голографическое изображение типичного медработника. Его глаза избегали смотреть на меня, словно прося прощение за то, что ему приходилось сообщать.
– Извините, что приношу вам печальное известие. Ваша мать, Полина Георгиевна Гудзик, умерла сегодня в 8-30 по московскому времени, находясь у себя дома. Сердечный приступ. Примите наши искренние соболезнования. Вам не нужно будет приезжать для опознания в морг. Наши службы справятся сами. Сожжение в крематории номер 12 по улице Героев Донбасса назначено на завтра на 15-00.
Медработник исчез, оставив меня в состоянии полной прострации.
– Как же так, - обратился я неизвестно к кому. – Ей же только недавно меняли сердечный клапан.