Наш подводный корреспондент
Шрифт:
После подводного луга дно заметно пошло под уклон. Это показывали и светящиеся цифры, и цвет воды. Вода становилась все темнее, как будто в ней разводили краску. Золотисто-зеленый цвет сменился густой изумрудной зеленью, зелень постепенно пропиталась синевой - прозрачной и чистой, как вечернее небо. Потом в синеве появился фиолетовый оттенок - глубинные сумерки превращались в глубинную ночь.
Больше всех, конечно, был доволен Ходоров. С его лица не сходила победная улыбка. Впрочем, он имел право считать себя победителем. Его машина сдавала
Но вот улыбка исчезла, уголки рта опустились, глаза забегали растерянно.
Проследив его взгляд, я обернулся к правому экрану. Прямо на меня из синей тьмы глядели выпученные глаза, почти человеческие - со зрачком, хрусталиком, радужной оболочкой, только очень уж холодные, жестоко-бесстрастные. А под этими разумными глазами торчал громадный черный клюв.
– Спрут?
– Нет, кальмар.
– И какой гигант. Гораздо больше нашей машины.
Действительно, щупальца виднелись теперь на всех экранах, на боковых, верхнем и нижнем. Они напоминали толстые темные канаты, а присоски были с чайное блюдце. На каждом экране умещалось только три-четыре присоска. Кальмар держал машину в объятиях и подтягивал к жадно раскрытому клюву.
Глаза справа, а кончики щупалец - за спиной! Казалось, не машину, а комнату кальмар обхватил своими десятью ногами. Вот-вот продолбит клювом стену, схватит первого попавшегося.
Казакова вскрикнула и закрыла лицо руками. Сознаюсь, и мне стало не по себе. Послышались встревоженные голоса:
– Какое страшилище!
– Неужели кальмар сильнее машины?
– Еще бы! Ведь у него не одна лошадиная сила.
– А зачем ему машина? Вещь несъедобная.
– Да он же не понимает. Видит движущееся и схватил.
– Он должен почувствовать. У них щупальца, как язык, пробуют, вкусно ли?
– Может быть, эти громадины не так разборчивы?
– Алексей Дмитриевич, неужели вы не предусмотрели ничего?
На Ходорова жалко было смотреть. Он беспомощно оглядывался, смотрел то на правый экран, то на левый...
– Это же не водоросли!
– вырвалось у него.
Битва под водой была основана на чудовищном недоразумении. Кальмар не понимал, что машина несъедобна. Он хватал все движущееся и, как ребенок, тащил прямо в рот. В свою очередь и машина "не понимала", что перед ней живой противник. Она действовала по программе "борьба с гибким препятствием": давала задний ход и стригла ножницами возле гусениц.
А клюв все приближался, кальмар подтягивал машину. Подумать страшно: сколько он наломает, напортит, прежде чем "сообразит", что перед ним невкусный металл.
Как и в подводном лесу, машина дала задний ход, потом сделала рывок для всплытия. Но ее маломощный двигатель не мог пересилить упругих мускулов кальмара. Кальмар чуть-чуть вытянулся, но по-прежнему, держась двумя щупальцами за скалу, прочими тянул машину к себе.
– Алексей Дмитриевич, сделайте же что-нибудь.
Но здесь неразумный кальмар совершил ошибку. Своим длинным щупальцем он ухватился за крутящийся вал. Мгновение - и кончик щупальца был втянут между шестернями. Кальмар побурел от ярости, рванулся, чуть не опрокинув машину... и ударил клювом пониже экрана. Вспыхнул ослепительный свет, наблюдатели зажмурились... а когда открыли глаза, на экранах было черно.
– Все погибло? Разбит
Но Ходоров довольно улыбался:
– Сработало все-таки. Он стукнул, вызвал разряд и испугался. А теперь удирает. И выпустил чернила для маскировки.
Все вздохнули с облегчением, разом заговорили, делясь впечатлениями. Казакова, смеясь, вытирала слезы, Сысоев держал за пуговицу изобретателя и убеждал его:
– Вы должны предусмотреть какие-нибудь средства против подобных нападений.
– Мы и предусмотрели: электрический разряд.
– Почему же он так запоздал?
– Но это же машина: она действует, не отдавая себе отчета. Пока кальмар держал ее, она исполняла программу "борьба с водорослями". А когда ударил, последовал защитный разряд по программе "борьба с хищником".
– Но ведь она видела, что это не водоросли.
– К сожалению, это мы видели. Машина не видит. Она отражает, как зеркало.
– Надо предусмотреть, чтобы машина видела, - настаивал Сысоев.
В синей тьме уже трудно было разобрать что-либо. Машина зажгла прожекторы. Полосы света уперлись в черную синеву. На двухсотметровой глубине еще плавали темные водоросли, в свете луча они оказались красными. Красные лучи не доходили сюда с поверхности, поэтому красный цвет был здесь защитным.
Вечерняя синева вскоре сменилась фиолетово-серой тьмой. Прожекторы, направленные под гусеницы, освещали однообразное голое дно, то илистое, то песчаное. Животные были и здесь, но уже не колониями, не стаями, а в одиночку. Мелькали створки моллюсков, сидячие черви со щупальцами, голотурии, похожие на огурчики (их так и называют морскими огурцами). На ходу трудно было рассмотреть всю эту мелочь, и биологи предпочитали щелкать фотоаппаратами, не решаясь называть латинские названия.
И вдруг море света. Огненная вьюга на всех экранах. Вихри огненных точек, светящиеся водовороты. Мелькало, вспыхивало, крутилось на всех экранах, даже глаза болели от бесчисленных искр. Казалось, машина попала в подводный горн и с дымом, искрами, словно ведьма на помеле, вылетела в трубу.
– Креветки, только и всего, - заметил Казаков хладнокровно.
Да, это были крошечные рачки. Пугающие вспышки света составляли их единственное средство защиты. Столкнувшись с машиной, они пытались ослепить неведомого врага. Биологи попробовали подсчитать количество рачков хотя бы приблизительно. У них получились астрономические цифры. В самом деле, сколько снежинок во вьюге? А в этой подводной огненной вьюге машина провела около часа, спускаясь от трехсот шестидесятого до пятьсот десятого метра.
– Вот где надо китов откармливать, - заметил Казаков.
От глубины шестьсот пятидесяти метров машина медленно начала подниматься, взбираясь на подводный хребет Витязя, открытый в 1949 году океанографическим судном "Витязь".
– Дошла очередь и до вас, товарищ геолог, - обратился ко мне Ходоров.
– На следующей стоянке бурим колонку.
В углу комнаты зажегся свет. Там оказался еще один экран - узкий и продолговатый. И по нему снизу вверх поползла колонка - проба грунта, - серые, коричневатые, желтые, грязно-белые столбики. Теперь биологи молчали, скучая. Зато волновались и переживали мы с Сысоевым.