Наша родословная

Кин Кей Си

Прочищая горло, Трэвис смотрит на Луну. — Откуда ты знаешь, что они везли тебя к Тотему? — то, как он сжимает руки перед собой, говорит о том, что он нервничает. Луна мгновение пристально смотрит на него, вероятно, решая, как много ему сказать.

Она смягчается со вздохом. — Потому что я поговорила с ним.

Было слышно, как падает булавка, настолько тихо.

— Что значит "ты говорил с ним"? — спрашивает Раф, его спокойствие снова исчезло.

— Как я уже упоминала, Вероника разговаривала по телефону, должно быть, она уронила его, чтобы наброситься на меня. После того,

как мы с Паркером убили мужчин и связали Веронику, я нашла телефон, и он все еще был там. — она делает паузу, чтобы оглядеть всех, но должно быть очевидно, что мы все хотим знать, что было сказано.

— Принцесса, мне нужно, чтобы ты рассказала мне, что было сказано в том разговоре, — говорит Роман, пытаясь сохранять спокойствие, но легкий розовый румянец ползет вверх по его шее. Он не может смириться с тем, что все это вышло из-под его контроля. Я вижу его с его альфа-тенденциями, но он взваливает всю тяжесть мира на свои плечи ради нас. Так было всегда, просто в Фезерстоуне стало намного тяжелее, да и с Луной тоже.

Глядя ему в глаза, она кивает в знак согласия. Луна, должно быть, тоже видит его борьбу и протягивает руку, чтобы взять его за руку, зная, что ему понадобится поддержка, когда она закончит свой рассказ. Я чувствую это под ложечкой, что бы она ни сказала, это все изменит.

— Он сказал: ‘Я люблю небольшие испытания, но ты начинаешь меня раздражать. Твоя мать обещала мне тебя, когда ты была ребенком. Теперь я терпеливо ждал, и твое время вышло. Делай, как я говорю, или будет только хуже’. Когда я сказала, что с моей стороны это будет жесткое "нет", он закончил разговор словами: "Просто помни, я приду за тобой".

Черт. Если мы с самого начала не были уверены, что Тотем причастен, то теперь сомнений нет. Почему все хотят забрать у меня мою детку? Моя рука инстинктивно ищет ее руку, переплетая наши пальцы вместе.

Меня застает врасплох, когда мой отец снова заговаривает. — Больше никто не падет от рук этого человека, мы все с этим согласны. — кто, черт возьми, этот парень? Он, должно быть, видит вопрос в моих глазах и качает головой. — Оскар, я всегда хочу только лучшего для тебя. Я потерял твоих братьев на Играх из-за Тотема, я отказываюсь терять кого-либо еще. Все, что я делал и продолжаю делать, всегда было направлено на то, чтобы защитить тебя, — восклицает он, но я только усмехаюсь.

— Да. Введение в мой организм разных лекарств так защищает меня, папа. Спасибо.

— Что? — Луна кричит рядом со мной, отчаянно ища взглядом между нами.

— Оскар, эти наркотики должны были попытаться сделать тебя невосприимчивым к производимому оружию и газам. Я пытался найти для тебя защитный механизм. — он в отчаянии широко разводит руками, но это ничего не значит.

Мое сердце бешено колотится, готовое взорваться в груди. Я не могу говорить об этом снова, воспоминания о том, как я был привязан к медицинской койке с постоянно подсоединенными к моему телу проводами, никогда не приносят мне утешения. Капельницы, кардиомониторы, медицинские пластыри и постоянное ощущение, что из моего тела вытягивают кровь, подавляют мои чувства.

Закрывая глаза, я пытаюсь отгородиться от них всех, но это ни хрена не

помогает. Гнев поднимается из глубины моего желудка, мой разум теряется из-за покалывания кожи и писка машин. Ощущение невозможности дышать, когда в его научную камеру были выпущены различные газы, из-за чего я потерял сознание, кажется слишком реальным.

Мой кулак ударяет по столу, звук чего-то разбивающегося, когда оно падает со стола, — единственный звук, который я слышу, но я слишком далеко зашел, чтобы обращать на это внимание.

— Пошел ты! — я вырываюсь, глядя отцу прямо в глаза.

Мне нужно убираться отсюда к чертовой матери. Мой отец все это затуманивает разум, и чем дольше я остаюсь рядом с ним, тем хуже становится. С ним всегда была близость: чем дальше я нахожусь от своего отца, тем лучше я себя чувствую.

Отодвигая ногой стул позади себя, я направляюсь к двери. Ощущение, как чья-то рука обвивается вокруг моей руки, доводит меня до предела. Не оборачиваясь, чтобы посмотреть, кто это, я вырываю свою руку из их хватки и выбегаю из комнаты.

Мне нужно побыть одному. Я не могу контролировать свой гнев, когда я в таком состоянии. Заходя в спальню, я с грохотом закрываю за собой дверь. Попытки делать глубокие вдохи никак не помогают унять дрожь в моем теле.

Запуская пальцы в волосы, я дергаю за кончики, желая сделать что угодно, чтобы ослабить это гребаное напряжение и печаль, которые пустили корни внутри меня. Пошел он и все это дерьмо нахуй. Я захожу в ванную, все еще нуждаясь в большем расстоянии между нами.

Опершись руками о туалетный столик, я пытаюсь отдышаться, но мои глаза ловят мое отражение в зеркале. Мои светлые волосы торчат во все стороны, мое разгоряченное лицо покраснело от переполняющего меня гнева. Мои глаза безумны, я не могу полностью сосредоточиться на себе. Я выгляжу как дикий зверь и чувствую себя зверем в клетке.

Мой кулак отклоняется назад сам по себе, врезаясь в зеркало передо мной. Боль пронзает мою кисть и отдается в предплечье, поскольку удар попадает точно в мое отражение. Это успокаивает адреналин, бегущий по моим венам, но недостаточно, чтобы остановить бешеное биение моего сердца. Мое зрение затуманивается красным, когда кровь небрежно капает с верхней части моей порезанной руки, в костяшках пальцев торчат мелкие осколки стекла.

— УБИРАЙСЯ. ВОН! — Луна кричит с ядом в голосе, но я не могу заставить себя посмотреть, что происходит.

— Пожалуйста, сынок, — я слышу мольбу моего отца, но мне все равно.

— Оскар, — слышу я бормотание Паркера от двери, но мои глаза прикованы к повреждению, которое я причинил своей руке.

— Роман, уведи его отсюда, пока я не убила его голыми руками. — спокойствие в ее голосе только делает ее слова более убийственными. — Папа, мне нужно, чтобы вы все ушли. Мы нужны Оскару прямо сейчас.

— Конечно, дорогая. Ознакомительные занятия начинаются сегодня в три часа дня, я приеду на пятнадцать минут раньше, хорошо? Я люблю тебя. — слышу я, как он говорит, когда я опускаю голову и кладу руки на край раковины, наблюдая, как кровь медленно стекает в слив. Тишина временно окутывает меня, когда за ними закрывается дверь.