Наша служба
Шрифт:
– В камере. Где же ещё?
– Вы оставили его без надзора? – заорал инспектор. – Как вы могли!
– Представьте себе, камеры для того и существуют, чтобы там можно было оставить преступника, – буркнул Семёныч, разминая плечи после крепких объятий.
Инспектор всплеснул руками.
– Вы даже не представляете себе последствий! Он же мастер по локальным экологическим катастрофам! – Гинапан увидел отсутствие реакции на лицах гаишников и заголосил пуще прежнего: – Да вы хоть знаете, что такое локальная
– Это когда в переполненном лифте кто-то воздух портит? – спокойно спросил Семёныч.
– Очень смешно! Из-за этого деструктора неповинных крестоцветов на двенадцати планетах уничтожены условия для процветавшей там промышленности! На восьми планетах настолько нарушилась экосистема, что большинство природных видов на грани вымирания! Десятки видов флоры и фауны бесследно исчезли! – Инспектор вдруг замолк, его глаза испуганно округлились. – А что, если, пока мы здесь разговариваем, на станции уже начинается цепная реакция климатических изменений! Вода в ваших баках начинает цвести; продукты в холодильнике протухают; система жизнеобеспечения ничего не обеспечивает…
– Ага, – усмехнулся Семёныч. – У некоторых мозги плесенью покрываются, и они несут всякий бред.
– Да-да! И такое может быть! – не поняв намёка, согласился Гинапан.
– Ну, это вы загнули, – настороженно предположил Антон.
– Загнул? ЗАГНУЛ? Быстрее ведите меня к нему!
Прокофьев пожал плечами и указал на нужную дверь. Инспектор бросился к ней. Правда, из-за тяжёлого защитного костюма, даже пытаясь бежать со всех ног, он перемещался с той же скоростью, что и спокойно шагающие рядом гаишники.
Вскоре они добрались до тюремного отсека. Гинапан заглянул в первую камеру и застыл.
– Вот! – заорал он через миг, указывая на скелет за решёткой. – Я же говорил! Мы опоздали! Немедленное обеззараживание! Тревога первой степени!
– Тихо-тихо, – старшина похлопал инспектора по плечу. – Всё нормально. Это Бабайка. Наш местный усмиритель буйных заключённых. Конфисковали у задержанного за нарушение ПДД учителя биологии лет десять назад. Не знали, куда деть, вот и запихнули в камеру. Там он и «прижился». – Семёныч поглядел на скелет чуть ли не с любовью. – Вы даже не представляете, насколько тихими становятся самые буйные заключённые, когда видят в соседней камере Бабайку.
Инспектор задумался, потом настороженно спросил:
– А вы уверены, что ему не стало хуже с того момента, как тут появился этот Беспощадный Уничтожитель Трепетных Насекомых?
Семёныч прищурился и посмотрел на скелет.
– Вы правы. Что-то мне его цвет лица не нравится.
– Вот! Я же говорил! – в панике заорал Гинапан.
– Нет-нет! Он такой и был, – поспешно встрял в разговор Антон. – Я уверен.
– Да? Ну, раз вы уверены… Но я бы всё равно рекомендовал продезинфицировать весь отсек.
– Обязательно! –
Они приблизились к камере заключённого. Тот лежал на койке, заложив руки под голову, и, казалось, спал.
Вообще, с момента ареста Фридрих Клипс не произнёс ни единого слова. Когда к нему обращались, он не реагировал. Даже предпринятая Семёнычем от скуки попытка напугать террориста корабельной сиреной, которую он каким-то чудом сам дотащил до камеры, не увенчалась успехом.
– Попался, Мерзкий Осквернитель Девственных Водоёмов! – заорал Гинапан. – Тебя ждёт суд! Ответишь за свои преступления по всей строгости!
Заключённый даже не открыл глаз.
– Твоё тело пойдёт на удобрение священным древесам! – уже не так уверенно добавил инспектор.
Снова никакой реакции.
Гинапан сник и повернулся к гаишникам:
– Проведите его на мой корабль!
Он демонстративно вскинул голову и направился надменной походкой в обратном направлении.
Террорист открыл глаза, лишь когда Семёныч с Прокофьвым вошли в камеру. Он сел на кровати, дёрнул себя за мочку уха и молча посмотрел на гаишников.
– На выход! – скомандовал старшина.
Заключённый потянулся, хрустнул суставами и спокойно пошел к двери.
– Намучаемся же мы с ним, – задумчиво проговорил Семёныч.
– Он вроде не буйный, – ответил Антон, глядя на заключённого.
– Я про инспектора.
Правоту Семёныча Антон осознал, как только они добрались до переходного шлюза на «Целомудренный пестик». Гаишники тащили рюкзаки с вещами, всё-таки сразу после окончания конвоирования у них начинался отпуск.
– Запрещённые предметы в рюкзаках есть? – спросил инспектор.
– Чего? – спросил Семёныч.
– Мы гаишники. У нас не может быть запрещённых предметов! – с гордостью и достоинством заявил Антон.
– Я имею в виду предметы, олицетворяющие издевательство над природой. Кожа, мех, шерсть? Деревянные изделия? Сувениры из кишечника велианских берилётов? Счастливые амулеты из остриженных когтей мерисских марзюков? Украшения из затылочных перьев крачинского корбуза? – При каждом слове инспектора передёргивало от омерзения так, словно его било током.
– Нет. – Семёныч резко оборвал инспектора, готового ещё не один час перечислять запрещённые предметы. – И если ты сейчас заявишь, что собираешься нас обыскать, я квалифицирую это как нападение на инспектора ГАИ при исполнении.
Старшина повернулся к Прокофьеву:
– Антоха, напомни-ка, что случилось с последним напавшим на меня?
– С тем беднягой, который разлил кофе на газету с нерешённым кроссвордом?
– Именно.
– Вы хотели отправить его домой пешком. С поста ГАИ до планеты, находящейся в другой системе.