Наша светлость
Шрифт:
Позже я много раз спрашивала себя о том, что было бы, если бы Кайя выбрал морскую дорогу.
Или любую другую, кроме той, протянувшейся к Северным воротам.
Я видела их - черные створки, укрепленные полосами сырцового железа. Решетку. Струны цепей, натянутые до предела. Огромный ворот... коновязь и круглое, какое-то раздутое брюхо сторожевой башни.
Сколько нам не хватило? Минуты?
Минута - это много.
Вот навстречу нам бежит человек, придерживая левой рукой меч, который как-то нелепо оттопыривается, и я понимаю, что человеку жуть до чего неудобно ходить с мечом.
Сорок...
Он взмахивает и что-то говорит.
Тридцать и двадцать.
Меч выворачивается и бьет его по ноге.
Десять.
Кайя собирается ответить, но вместо этого вдруг встает на стременах.
Обрыв.
Кайя падает на конскую шею, придавливая меня к ней всей тяжестью. Становится невыносимо больно. И я не сразу понимаю, что эта огненная, раздирающая изнутри боль, - не моя.
Запоздалый гром будоражит город.
Я кричу. Наверное. До сих пор не знаю, наяву или в мыслях.
– Иза. Поводья. Возьми. В храм. Успеть.
Он жив. Пока.
– Надо. Успеть.
Кайя повторяет, и я послушно беру поводья. Кажется бью Гору... или это Кайя? Он держится прямо, но я-то вижу, что происходит.
Осколок чужого мира в его плече. Затянувшаяся рана, запертая кровь. И алые всполохи, которых становится больше. Круги по воде.
Круги по огню.
Улица гремит и будто прогибается. Мелькают дома. Я не знаю, правильно ли выбрала дорогу, но лишь подгоняю Гору. Свистом. Криком. И голос похож на птичий клекот. Вою - не плакать.
Не время.
Кайя жив. Он держит меня или держится сам - не понять. Если вдруг упадет, я просто не сумею его поднять. А чужой мир расползается по его крови.
Это яд.
И пламя, которое вот-вот выплеснется на спящий город.
Я вижу взрыв. И огненный цветок на тонкой ножке. Он тянется к небесам и, дотянувшись, раскрывает аккуратные лепестки. Доли секунды и лепестки выворачиваются, рождая звуковую волну, которая сметает стены, давит крыши, мешает живое с неживым. И сам воздух вспыхивает, выплавляя камень...
Так будет. Если мы не успеем.
Время стало медленным. Мир - вязким. Я собираю огонь, столько, сколько могу, уговаривая его подождать...
– Иза... я...
– Молчи.
Вот храм. Черный куб. Черные ступени, на которых
Эта - другая.
Нет больше ни потолка, ни пола, ни стен, ничего, кроме Кайя, который кое-как сползает с Горы. Та отказывается идти дальше, к далеким созвездиям мураны. А я не сомневаюсь, что нам надо туда.
Кайя пытается отмахнуться от помощи, но это мое право - быть рядом с ним.
В нем слишком много огня, чтобы я разжала пальцы.
– Иза...
– Молчи.
– Нет. Я уйду. Вернусь. Рана несерьезна.
Вижу. Неужели Кайя забыл, что я вижу, происходящее с ним?
– Надо только вытащить пулю. В Центре... вытащу. И я вернусь.
Нити мураны тянутся к нему, касаясь волос, кожи, пробираясь глубже. Но как бы жутко это ни выглядело, я слышу, как утихает боль. Но закрываю рот руками, чтобы не закричать.
Темнота размывает Кайя.
– Не бойся. Переход. Выглядит так.
Не боюсь. Пытаюсь. Ему и без того сложно, чтобы еще меня успокаивать. Я смотрю в его глаза, пытаясь поверить, что это расставание будет недолгим.
Кайя никогда не лгал мне.
И что такое пуля... кусочек металла... разве кусочек металла причинит Кайя вред? Пулю вытащат. Раны затянутся. И Кайя вернется. Мне просто надо подождать. И слезы вытереть. Все ведь будет хорошо. Я верю. А вера способна мир изменить.
Я улыбаюсь его тени.
И черноте.
Сажусь на пол, позволяя муране обнять и меня. Она ластится, успокаивая, повторяя его слова, сохраняя для меня его запах и если закрыть глаза, то можно себя обмануть. Представить, что Кайя рядом.
Что уже вернулся.
Не знаю, как долго я просидела. Наверное, долго, если не увидела, как и откуда появился Сержант. Он набросил на мои плечи плащ и спросил:
– Леди, что случилось?
– Кайя ранен. Он ушел, но обещал вернуться.
Ушел, но обещал вернуться...
И меня душит безумный смех. Я хохочу и глотаю слезы, пытаюсь вырваться из рук Сержанта, который - вот глупец - думает, что способен удержать меня. Бью его. Кричу. Обзываю. Прошу мурану открыть переход, угрожаю спалить храм дотла, умоляю о прощении... и успокаиваюсь.
– Вернется, - Сержант гладит меня по голове.
– Конечно, вернется. Вы ведь живы. Значит, и он жив. Послушай себя, Иза. И поймешь, что с ним происходит.