Наша светлость
Шрифт:
Он - персонаж положительный. О благе народа радеет.
А Наша Светлость радеть мешают. Отвлекают оргиями. Тратятся бездумно на наряды. И вообще живут в роскоши, когда честные люди голодают...
Спокойно, Изольда.
Скушай меду валерьянового. И лучше - пустырникового. Расслабься, вдохни глубоко и прикуси язык. Леди не ругаются матом.
Я сложила бумажку и спрятала в карман.
– Выкиньте, - посоветовал Сержант.
Чуется за ним мне этакий призыв к равенству и братству.
А еще закрадывается подозрение, что бумажки эти ходят давненько... уж не за них ли Кайя типографию сжег? Если так, то правильно сделал.
– Дорогой батюшка, - злость позволила Нашей Светлость остаться в образе.
– Скажи-ка, что ты знаешь об этом?
Я продемонстрировала бумажку и получила удовольствие лицезреть другое лицо Магнуса. Честно говоря, с трудом не отшатнулась.
– Свеженькое, - сказал он, пробежавшись по тексту.
– Но ничего нового. Слова другие, а смысл тот же. Не бери в голову.
О да, меня тут во всех грехах обвиняют, за исключением разве что каннибализма и некрофилии, а мне в голову не брать?
– Этим занимаюсь я. И Урфин.
– Получается?
– С переменным успехом. Ласточка моя, эти бумажки - лишь инструмент. Мы ищем человека, который этот инструмент использует... этот человек живет в Замке. И находится рядом с тобой.
Дядюшка Магнус остановился перед очередным строением, которому суждено было переменить хозяина во имя общественного блага.
– Почему вы так решили?
Магнус ошибается. Тот, кто это писал, желает равенства. А в Замке подобная безумная идея никому и в голову не придет.
– Ты не внимательно читала. Заметь, там очень детально описываются твои наряды. И уверяю, стоимость их указана точно. Приводится перечень блюд, которые готовит дворцовая кухня... меню, кстати, недельной давности.
Нет, я не хочу верить...
– Иногда он писал вещи, которые может знать лишь тот, кто видел тебя. А ты, ласточка моя, ведешь довольно замкнутую жизнь.
Еще сказал бы - затворническую.
Оргии в келье...
Но до чего же тошно. И страшно. Близкий? Насколько близкий? Тот, с кем я разговариваю. Каждый день или реже. Кого считаю если не другом, то уж во всяком случае приятелем или хотя бы симпатизирующим мне.
Охрана.
Сержант. Урфин.
Этак и вправду параноиком стать можно.
– Мы найдем его, - пообещал Магнус, разглядывая особняк.
– Но на это потребуется время.
Я не стала спрашивать - сколько. Много. Но Магнус не остановится, в этом я совершенно уверена.
– Вы поэтому хотите, чтобы лечебница была большой?
И весь город увидел, что Наша Светлость не только платьями - боги, я не знала, во что они обходятся!
– душу греет.
– Догадливая ласточка.
– Думаете, поможет?
– В какой-то мере...
То есть чуда всенародной любви ждать не стоит? Ладно, я же не ради любви все затевала.
– Умные будут верить тому, что видят, - сказал Сержант, засовывая руки в рукава шинели.
– Тот, кто пишет, дает лишь слова. И многие знают, что слова - опасны. Глупых больше. Но теперь им будут говорить разное. Появится выбор.
Любить или ненавидеть.
Благодарность человеческая - ненадежная штука. Разве что... мысль пришла в голову неожиданно. Если уж пытаться ее получить, то от тех людей, которые могут быть полезны.
– Скажи, - я обращалась к Сержанту.
– В городе много военных?
– Постоянный гарнизон в несколько тысяч. Там есть кому лечить.
Допустим, но это не отменяет права выбора.
– Если отвести крыло...
– особняк предстал передо мной в новом обличье. Я мысленно провела разделительную линию, аккурат меж двух обнаженных дев, поддерживавших над входом гранитную рыбину.
– Для тех, кто служит... дому. Солдаты. Командиры. Городская стража. И не только их, но и их семьи. Ведь есть же у людей и жены, и дети, и родители... и хорошо, чтобы лекарства для таких людей продавали дешевле.
Я боялась, что меня не поймут. Но Магнус постучал палкой по кованой решетке, окружавшей особняк, и заметил:
– Пожалуй, это будет правильно... интересно даже будет. Есть у меня знакомый, который хотел бы совесть облегчить благим деянием.
Подозреваю, знакомых у Магнуса хватит на то, чтобы облагодетельствовать весь город.
Их Сиятельство не вернулись ни через час, ни через два, ни через три...
За окном стемнело, и Гавин зажег свечи.