Наша толпа. Великие еврейские семьи Нью-Йорка

Бирмингем Стивен

«Нет!» — ответил капитан. «Нет! Нет!»

Остальная часть путешествия прошла без особых происшествий.

Шифф был волевым человеком и человеком традиций. Приехав на обед в японский императорский дворец, Шифф объявил начальнику протокола, что хочет произнести тост за императора. Начальник протокола в недоумении убеждал его не делать этого, поскольку при японском дворе тосты «не принято» произносить, император может неправильно понять. Тем не менее, когда гости расселись, Шифф встал и поднял бокал: «За Императора. Первого в войне, первого в мире, первого в сердцах своих соотечественников». К всеобщему облегчению, когда высказывание Шиффа было переведено, император выглядел довольным.

Не все высказывания Шиффа в Японии приводили к мирным решениям. Однажды за ужином г-н Шифф оказался рядом с пятнадцатилетней дочерью барона Такахаси, Вакико, и в ходе разговора сказал ей через переводчика: «Вы должны когда-нибудь приехать

к нам в Нью-Йорк». Заявление Шиффа, очевидно, имело в Токио не меньший вес, чем на Уолл-стрит, так как на следующее утро барон с поклоном вошел в апартаменты Шиффов и сказал, что, хотя для молодой японской девушки крайне необычно покидать свой дом и страну в столь юном возрасте и совершать столь долгое и трудное путешествие в чужую страну, он, поскольку г-н Шифф оказался таким другом, согласен с ним. Шифф, проявивший себя таким другом Японии, согласился разрешить Вакико вернуться в Нью-Йорк вместе с Шиффами, но он искренне считал — и надеялся, что г-н Шифф поймет, — что Вакико не должна приезжать к Шиффам дольше, чем на три года.

«Мама, — писал г-н Шифф в своем дневнике, — считает, что мы берем на себя некоторую ответственность за девочку и ее образование, но мы решили взять эту ответственность на себя». Здесь есть намек на истерику Шиффа, поскольку он обычно был слишком осторожным стилистом, чтобы трижды употребить слово «ответственность» в одном предложении. А на самом деле произошло следующее: «мать» — Тереза Шифф — не протестовала так горячо ни против одного действия Джейкоба с тех пор, как он пригрозил ей переехать на Риверсайд-драйв. Но мистер Шифф оказался человеком слова. Вакико вступила в партию Шиффов, вернулась с ними в Америку, прожила с ними три года и получила здесь образование [44] .

44

Вакико, которая совсем недавно умерла в Японии, много лет переписывалась с внуками Шиффа, с которыми играла в детстве, а не так давно ее собственные внуки побывали в Америке, где играли с правнуками Шиффа.

Тем временем у Фриды и Феликса Варбургов довольно быстро родилось пятеро детей, четверо из которых были бойкими мальчиками, и им стало тесновато в их доме на Семьдесят второй улице. К тому времени у них уже было довольно удобное летнее жилище в Уайт-Плейнс. Поместье, названное «Вудлендс», начиналось с тридцати акров, но Феликс, всегда любивший «прикидывать» свои владения, неоднократно увеличивал их площадь, пока она не составила около шестисот акров (Пенури Моррис Лоеб хотел назвать его «Манисанк»). Поместье было построено в стиле Тюдоров вокруг большой центральной башни, в нем был крытый бассейн, который одновременно являлся теплицей, заполненной орхидеями и тропическими растениями. Еще одна идея Феликса — «Президентские скамейки», серия деревянных скамеек, на каждой из которых выгравировано имя президента Соединенных Штатов, протянувшаяся вдоль пяти миль узкоколейных дорожек. (Скамейку Франклина Пирса, расположенную в дальнем углу участка, соседи постоянно воровали на дрова). Феликс любил открывающиеся виды и для их создания вырубал огромные просеки в окружающем лесу. Когда Нина и Пол Варбурги впервые увидели Вудлендс, Нина сказала, что он прекрасен, но ей хотелось бы иметь вид на воду, чтобы он напоминал ей о Кестерберге на Эльбе, где многие немецкие Варбурги проводили лето. Феликс тут же приказал вырубить еще один вид, на этот раз до самого пруда для гольфа в Scarsdale Country Club. (Нине это так понравилось, что они с Полом переехали жить туда и построили собственный дом в поместье, где Пол построил для нее прекрасный деревенский «кабинет под открытым небом» с собственным бассейном). Феликс был человеком неожиданных энтузиастов. Однажды Фрида сказала: «Было бы здорово арендовать двух коров, чтобы у нас было свое молоко для детей». «О!» — воскликнул Феликс, — «Я всегда хотел иметь стадо гернси». И они его приобрели. [45] Он также сделал несколько лунок для гольфа на поле для игры в поло, которое появилось примерно в то время, когда он строил свою подъездную дорогу.

45

А вместе с ней и такой яркий пастух, как Феликс, который сразу же заказал печать канцелярских принадлежностей, на которых вверху крупными буквами было написано: «WOODLANDS FARM, WILLIAM B. JONES, SUPERINTENDENT», а внизу очень мелкими буквами: «Felix M. Warburg, owner».

А вот мистеру Шиффу Вудлендс не понравился. Вероятно, он завидовал тому, что Фриде и Феликсу там так нравится. Он становился очень грубым, когда молодая пара пыталась остаться в Вудлендсе после второй

недели июня, когда он ожидал, что они присоединятся к нему на побережье Джерси. Всякий раз, приезжая в Уайт-Плейнс, он пренебрежительно отзывался об этом месте и говорил: «Жду не дождусь, когда дети подышат хорошим морским воздухом на Румсон-роуд». Кроме того, что еще больше нервировало Фриду, всякий раз, когда ее отец приезжал в Вудлендс, все шло наперекосяк: то жара, и колодцы пересыхали, то гроза, и отключалось электричество.

Но возражения г-на Шиффа против Вудлендса были пустяком по сравнению с тем, какой шум он поднял из-за нового плана Варбургов — построить себе новый дом в городе.

Пока его тесть путешествовал по Японии, Феликс купил участок земли размером 100 x 100 на пересечении Пятой авеню и Девяносто второй улицы, особенно красивый угол, выходящий на водохранилище Центрального парка. Феликс, со свойственной ему экспансивностью, любил готический стиль, всегда восхищался старым домом Флетчера на Семьдесят девятой улице и говорил: «Если я когда-нибудь построю дом, я хочу, чтобы архитектор этого дома спроектировал его». Архитектором дома Флетчера был К. П. Х. Гилберт, и, когда у него появилась своя собственность, Феликс нанял его.

Дом, спроектированный Гилбертом, должен был быть очень красивым. На первом этаже располагалась большая прихожая с примыкающей к ней «комнатой офортов», где должна была храниться коллекция печатных изданий Феликса, а также кухня и кладовые. На втором этаже располагались музыкальная комната, построенная вокруг электрического органа Aeolian, на котором играл Феликс; Красная комната для размещения итальянских картин, в том числе «Мадонны с младенцем» Рафаэля; огромный зимний сад с витражными окнами; официальная столовая. На третьем этаже Гилберт разместил совместную гостиную для Фриды и Феликса, где у обоих были столы для хранения семейных фотографий и вечерних пятничных свечей; комнату для семейных завтраков; будуар Фриды и ванную комнату; их совместную спальню; гардеробную и ванную Феликса. На четвертом этаже располагались детские комнаты и школьный класс, а Феликс спроектировал сложную игрушечную электрическую железную дорогу, рельсы которой входили и выходили из дверей всех комнат этого этажа. Пятый этаж был занят площадкой для игры в сквош и комнатами для гостей (а позднее — картинной галереей Эдварда Варбурга). Шестой этаж и подвал занимали помещения для прислуги. Феликс также приобрел прилегающий участок, где задумал построить многоквартирный дом для родственников Варбургов, соединенный с главным домом пуповиной. (Этот план, однако, так и не был реализован).

Как только г-н Шифф узнал о планах Варбургов построить дом 1109 по Пятой авеню, он впал в одну из своих страшных яростей. Проблема заключалась в том, что никто, похоже, не знал, в чем заключаются его возражения. «Возможно, — сказала Фрида, — он злился из-за того, что мы не посоветовались с ним. Возможно, он чувствовал, что мы делаем это за его спиной». В то время он отрицал это. Ближе всего к тому, чтобы сформулировать свои возражения, он сказал: «Это бросается в глаза. Если молодая пара построит такой богато украшенный дом прямо на Пятой авеню, это еще больше усилит социальный антисемитизм в Нью-Йорке». Но в этом не было особого смысла. У самого Шиффа тоже был богато украшенный дом на Пятой авеню, всего в нескольких кварталах к югу, да еще и новый. Он приобрел дом № 965, а когда его сын женился на Адель Нойштадт, он подарил дом № 932 Морти в качестве свадебного подарка, который заметил: «Приятно владеть домом, в котором меня так часто шлепали». По сути дела, Шифф возглавил шествие толпы на Пятую авеню.

По мере строительства дома 1109 Феликсу становилось все труднее — он вынужден был целыми днями терпеть своего тестя в офисе Kuhn, Loeb. Дом стал закрытой темой для обсуждения, а атмосфера между ними — ледяной. В какой-то момент Феликс признался Фриде: «Я просто не думаю, что смогу дальше работать с твоим отцом при таких обстоятельствах», и Феликс пошел к Шиффу с предложением об отставке. Господин Шифф, глядя на него, сказал: «Если ты уйдешь из этой компании, я позабочусь о том, чтобы ты больше никогда не работал нигде в Америке». Это была серьезная угроза, и Джейкоб был человеком, способным ее выполнить.

Ситуация для Фриды была не легче. Отец не хотел обсуждать с ней этот дом. Хотя каждое воскресное утро он проходил мимо места строительства вместе с Сэмюэлем Саксом по дороге в больницу Монтефиоре, где они ритуально навещали пациентов и проверяли состояние одной из своих любимых благотворительных организаций, когда он подходил к углу Девяносто второй улицы, он обязательно поворачивал голову в противоположную сторону. Наконец, отчаявшись, Фрида сказала: «Возможно, его так расстраивает то, что это готика. Может быть, ему больше понравится, если мы изменим ее на стиль Ренессанса». С этим предложением она обратилась к Гилберту, но тот заметил, что, поскольку наружные стены уже построены, менять тему поздновато.