Наше дело правое
Шрифт:
И тогда раненый открыл глаза.
— Сарычев, с-с-скотина, — сказал он четко и разборчиво, хотя и глядел невидящими глазами куда-то мимо дедова плеча, в серое-серое небо. — Ну, стреляй, сука, не мучай.
— Погоди, парень, — прошептал лесник, осматривая непонятного лесного гостя. — Не догнал тебя твой Сарычев, не время еще помирать-то. Куда тебя ранило, ты скажи.
Раненый с трудом всмотрелся в лицо старика, заросшее косматой сивой бородой едва не до самых глаз, и как-то удовлетворенно кивнул.
— Значит,
Теперь уже Иван Архипыч и сам заметил, что левое плечо лыжника было перехвачено как попало заскорузлой, пожелтевшей от давно засохшей крови тряпицей, наполовину уже размотавшейся. Видимо, раненый перевязывал себя сам, одной рукой, второпях, и толку с такой повязки было — чуть.
— Идти можешь? — на всякий случай спросил он, наперед зная, что услышит.
Раненый слабо помотал головой.
— Извини, дед. Ты бы бросил меня тут. Нам обоим лучше будет, поверь.
В конце фразы голос его стих, превратился в еле слышный свистящий шепот.
— Ну уж нет, парень, — твердо сказал лесник. — Коли до сих пор не помер, так, глядишь, с помощью моей и еще поживешь. Потерпи, я мигом.
Старик сноровисто сбросил полушубок, смастерил из него и лыж раненого волокушу, взвалил бессильно закрывшего глаза лесного найденыша на хлипкое сооружение и впрягся в веревочную петлю. Натянул ее грудью, выругался натужно — и пошел, пошел, прокладывая широкими лыжами новую лыжню, тяжело дыша и стараясь не думать о том, что, если он не поторопится, раненый на волокуше попросту замерзнет.
Обошлось.
Когда Иван Архипыч, выдыхая ртом клубы пара, мгновенно оседавшего на усах и бороде стылым инеем, вывалился на полянку, где стояла его избенка, и оглянулся на волокушу, то увидел, что раненый открыл глаза.
— Зря ты связался со мной, дед… — прошептал он. — Сарычев все равно за мной придет. Он знает, куда я ушел, просто не торопится. Думает, я у него в руках. И правильно вообще-то думает.
— Помолчи, — досадливо шикнул на него лесник. — Силы береги, дурак.
Он обхватил руками раненого и заволок его в дом. Даже в выстывшей за день его отсутствия избе лучше, чем в лесу, — по крайней мере, ветер не гуляет. А сейчас еще старик растопит печь, нагреет воды… Вообще-то было уже поздно, но найденного в лесу следовало спасать.
Иван Архипыч взвалил раненого на топчан, застеленный толстыми цветастыми одеялами, еще одним одеялом и грудой старых ватников и полушубков накрыл сверху. Парень, подобранный в лесу, попытался благодарно улыбнуться, но получилось плохо, он лишь приоткрыл уголок рта, как-то неприятно, хищно.
Вскоре в печи весело заплясали языки пламени, потянуло теплом. Лесник попытался снять с раненого одежду, одновременно
Вряд ли спасенному было больше тридцати. Грязная, давно не бритая щетина расползлась по впалым щекам и подбородку, серые глаза то откроются, то закроются бессильно. Небольшой шрам на носу.
«Боксер, что ли», — невольно подумал Иван Архипыч. Плечами, кстати, спасенный тоже напоминал спортсмена.
— Тебя как зовут? — спросил лесник, стягивая с раненого грязный ватник, стараясь не потревожить простреленную руку.
— Константин, — откликнулся раненый и тут же зашипел от боли — снять ватник, не тронув раны, не удалось. — Константин я, — повторил он, когда боль в плече унялась. — Ларцев Константин Сергеевич.
— Костя, значит. Ладно, ты три дня не ел, а вот мылся ты когда последний раз, парень?
На холоде запаха не чувствовалось, а в тепле от одежды и белья Кости несло перепревшим кислым многодневным потом.
— Не помню, дед.
— Вшей-то хоть нету? — строго спросил Иван Архипыч.
— Нет. Или просто не чувствую.
— Ну, с божьей помощью, глядишь, хоть этой напасти не будет.
Рана на плече выглядела плохо, но, насколько лесник мог судить, заражения парень не подхватил. Что ж, и на том спасибо. Врача бы сюда, да где его, во-первых, найдешь? А во-вторых, как сделать так, чтобы никто не узнал о том, что доктор зачем-то посещал лесникову избу? Проклятые гансы услышат — мигом решат, что у лесника в доме не меньше чем партизанский штаб собирается.
— Пустую ты работу делаешь, дед, — снова подал голос Константин. — Васька Сарычев — он парень настырный, дело свое крепко знает. Ночью он не придет, ему тоже отдохнуть надо, и Васька понимает, что мне все равно деться некуда. А вот с утра, да по свежему следу…
— Твой след нынче же вечером снегом завалит, — возразил дед, срывая с грязного худого тела пропотевшие тряпки.
— Найдет, — с какой-то нечеловеческой уверенностью пробормотал Костя. — Поверь мне… Как тебя зовут?
— Иван Архипыч я.
— Поверь, Архипыч, этот — найдет. Зря ты впутался, и тебе не поздоровиться может.
— Ты не пугай меня! — прикрикнул лесник. — Мы и так пуганые. Все немецкую, ну, ту, что первая, прошли, а потом еще и гражданскую, до самой Варшавы.
— И обратно? — бледно улыбнулся раненый.
— И обратно, — согласился старик.
Позже, когда вскипела вода, старик осторожно обмыл ослабевшее тело своего неожиданного гостя и попытался накормить его. Руками тот ворочал едва-едва, Иван Архипыч кормил его сам. Ел парень жадно, но сдерживал себя, понимал, что нельзя набрасываться на пищу. Это деду понравилось. «Ведь должен выжить, — неожиданно подумал он. — Рана неопасная, в тепле да в сытости — разве ж я его не выхожу? Вот только этот его Сарычев…»
— Костя, — окликнул он раненого. — Кто тебя так?