Наше дело правое

Раткевич Элеонора Генриховна

Директор выругался, а Кэтрин побледнела как полотно.

— Вы думаете, что вы умнее спецслужб, и они не рассматривали этот вариант?

— Лукас, это самоубийство! — Кэтрин опустила голову на руки.

Лицо Лукаса не изменилось.

— Некоторое время назад была создана спецгруппа из магов, обученных боевым искусствам и разведдеятельности. Мой друг ею командует. Я уже созвонился с ним, он подобрал команду и теперь ждет моего сигнала. У нас есть неплохие шансы плюс эффект внезапности.

Директор не знал, кого больше встревожила

эта идея — его или дочь.

— А какой второй план? — с усилием выдавил он.

Лукас едва заметно пожал плечами.

— Мною лично было создано заклинание, которое в состоянии обезвредить Поле Страха. Это заклинание открывает Портал, который подпитывается кровью человека, ведущего ритуал. В момент действия Портала исчезает вся магия Зла в мире. Это очень рискованное и непроверенное заклинание, кроме того, нельзя предсказать и просчитать, сколько крови человека потребуется для подпитки Портала, хватит ли ее вообще. Это может быть смертельно для того, кто открывает Портал.

— Нет… — прошептала Кэтрин и снова бессильно опустила голову на руки.

Директор обвел взглядом присутствующих.

— Время на исходе. Кто за первый план — поднимите правую руку. А кто за второй — левую.

Тишина счала пугающей, напряжение сгустилось в воздухе. Один за другим люди поднимали руки — почти все правую, но нашлись некоторые, кто поднял и левую. Директор медленно кивнул и тоже поднял правую. Но оставался один человек, который вообще не поднял руки. Это была Кэтрин. Ее душу рвали и терзали сомнения, не было сил даже открыть глаза. Вокруг зазвучали голоса — злые и надоедливые, но она отмахнулась от них, как от жужжащих ос. Только одному голосу под силу было пробиться сквозь стену боли, которая выросла вокруг нее за считаные секунды.

— Любимая, что с тобой?

— Я просто не хочу тебя терять! — Ее голос прозвучал во внезапной тишине особенно звонко. Сидевшие за столом опустили головы, пряча глаза. Кэтрин обвела их взглядом, молча встала и выбежала из зала заседаний. За поворотом длинного институтского коридора, захлебываясь рыданиями, она бессильно сползла по стене на пол. Неужели это конец?..

…Длинные гудки наполняли своим механическим гулом кабинет.

— Алло, Джеймс? Я позвонил сказать… Что они согласны. Готовь ребят.

Вот и все. Точки расставлены, назад дороги нет. Только всем наплевать на то, что этот звонок разбивает больше двадцати сердец. Мужчинам легче, они сейчас налегке отправятся жертвовать собой и в очередной раз спасать мир от неминуемой гибели. А что прикажете делать женам, невестам, подругам? Сестрам, матерям и дочерям? Ведь у каждого из этих двадцати крепких, смелых юношей наверняка есть семья, любовь… Но они готовы бросить все ради призрачной надежды. Они улетают, а мы остаемся… Молиться и ждать. Кто сказал, что страх самая большая пытка? Мучительней всего ожидание…

У него было меньше часа. Это время отведено

на перемещение, на скупые улыбки друзей, тех, кого он неминуемо потеряет в этой невидимой людскому глазу войне. Нужно собраться, но… Что-то останавливает его, словно слепого странника перед пропастью. Большие черные глаза, в которых — печаль и страдание. Кэтрин. Та, ради которой он и идет на этот подвиг. Он готов отдать жизнь, чтобы их дети росли в мире, не зная страха и боли.

Лукас опустился на колени перед Кэтрин, которая свернулась в клубочек и спрятала лицо в ладони, зажала уши, не желая больше видеть и слышать, как ее любимого отправляют на смерть.

— Кэтрин, милая, посмотри на меня. — Лукас силой оторвал ее руки от лица и прижал ее хрупкое тело к своему, не дыша, закрывая глаза, он чувствовал, как бьется ее сердце — словно пойманная птица. Ее глаза стали для него пыткой — они были полны тоски.

— Ох, птица ты моя, синица. Как же я тебя оставлю-то? — вопрошал он, зарываясь лицом в ее длинные черные волосы, пахнущие свободой и дождем, а еще — луговыми травами.

— Не покидай меня, — тихо, проникновенно попросила она, вырываясь из объятий. — Я… У меня тоже есть план!

— Какой? Ты не поедешь, и не думай. — Она сникла, но ненадолго.

— Да, я понимаю и не протестую. Но выслушай меня! — Он грел в своих больших ладонях ее тонкие ледяные пальцы и поражался горячности Кэтрин. Она никогда не была такой — пылкой и прекрасной, словно пламя свечи.

— Давай… Сбежим.

— Куда? Зачем? — Он сначала не услышал, не понял, погруженный в собственные мысли, но постепенно смысл ее слов проник в разум, дошел до самого сердца. Он похолодел при мысли, что совершенно не знает свою любимую.

— Мы улетим с Земли, нас никто не будет искать. Мы улетим и начнем новую жизнь… Все будет хорошо! — Боли больше не было. Только холод в душе, и сердце начало медленно покрываться инеем. Она не шутит. Она предлагает сбежать и бросить все. Двумя словами она разрушила все, что они с таким трудом построили. Два слова… И жизнь, как карточный домик рассыпается от дуновения ветра.

— Нет. — Одно слово в ответ… Словно кинжал вонзается в беззащитное сердце. — Я никогда не стану предателем.

И только холодное, враждебное молчание. Тишина, словно погибель, окутывает этих двоих, теперь практически чужих людей.

— Хорошо. А если тебе придется выбирать? — Хочешь строить из себя героя, милый? Значит, я буду играть по твоим правилам.

— Что ты имеешь в виду?

— Неужели не догадываешься? — Ироничная улыбка бьет, словно плеть. — Я или мир? Того и другого тебе не получить. Выбор за тобой, любимый.

Лукас резко выдохнул воздух. Запрещенный прием!

— Ты хоть понимаешь, что творишь? — негромко спросил он.

Кэтрин сощурилась.

— Прекрасно понимаю, — столь же тихо ответила она. — Или ты улетаешь со мной, или ты — с ними. Ну, выбирай же!