Наше преступление
Шрифт:
При решении этого дела надо принять в соображение и то обстоятельство, что драка произошла на большой дороге, выложенной крупным булыжником. Эти камни, что лежат на столе вещественных доказательств, несомненно выворочены оттуда, с полотна дороги. Сбитый с ног Кирильев ударился головой об каменный настил, долго бился в конвульсиях, и очевидно, что таким способом причинил себе новые поранения головы.
В заключение еще одно маленькое соображение, господа. Камни эти выворочены из полотна дороги. Это обстоятельство опять-таки говорит в пользу того положения, что драка для подсудимых явилась неожиданной, и они защищались тем оружием, какое первое попалось под руку. Значит, они заранее не подготовлялись к ней. Против этого можно возразить: зачем же было драться такими большими камнями? Но, господа, не забывайте, что Кирильев
Может быть, с легкой руки обвинителя, вы будете думать, господа, какие закоренелые, нераскаянные злодеи сидят перед вами на скамье подсудимых, если вспомните, что пять минут спустя после совершения кровавого деяния эти юноши вместе с двумя свидетелями продолжали бражничать на улице села Хлябина? Какие надо иметь нервы? Какую черствость сердца? Нет, господа, эти юноши – не звери, не кровожадные чудовища, по молодости своей, им еще некогда было стать закоренелыми злодеями, никто из них раньше ни за какие преступления под судом и следствием не состоял. Они такие же деревенские юноши, как и другие, ничуть не лучше и не хуже своих сверстников, они только несчастнее других, потому что на совести их тяготеет страшный грех. Молодая жизнь их отравлена, испорчена сознанием того, что они пролили христианскую кровь и лишили человека жизни. Тогда чем же объяснить такой цинизм их, что, когда на руках у них еще дымилась кровь убитого ими брата, они чувствовали себя настолько прекрасно, что преспокойно пили водку?
Объяснение очень простое, господа. Им и в голову не приходило, что они преступники, что они совершили убийство. Кирильев напал; они дали ему «сдачи»; он упал на дороге; они и поехали дальше, довольные тем, что одолели драчуна и силача. «Отлежится, мол, не впервой ему». И потому что были убеждены, что ничего уголовного не совершили, были спокойны и при первой же остановке продолжали упражняться в том, в чем упражнялись весь этот день, т.е. пьянствовали. Потому-то и манчжурский герой Рыжов так комфортабельно угощался водкой из чайной чашки, что сердце его было совершенно спокойно за участь Кирильева, хотя он и старался тут уверить нас, что до смерти испугался. Никто из них не рассчитывал, что такая обычная в нравах современной деревенской молодежи потасовка будет иметь такой печальный исход.
Вот теперь, господа, мы и подошли к вопросу: кто же истинный виновник той страшной кровавой драмы, что стоила жизни одному из ее участников? Ведь, несомненно, из моей речи вы убедились, что не эти простые парни – главные виновники. Они не больше и не меньше, как только слепое, послушное орудие посторонней злой воли, той злой воли, что буйно и свободно гуляет по всем городам и весям нашей бедной родины, что разрушает все, к чему ни прикоснется. От этой страшной злой воли гибнут здоровье, счастье, достаток и жизнь миллионов людей. Вы, конечно, понимаете, господа, о чем я говорю. Эта злая воля, эта проклятая причина, губящая все и вся у нас на Руси, есть вино.
XIII
двокат залпом выпил стакан воды, обтер платком вспотевшее лицо, положил его в задний карман фрака и, шагнув ближе к присяжным, продолжал свою речь еще более могучим голосом. Видимо, им овладело воодушевление.
– И ни одному народу в целом Божьем мире вино не причиняет столько зол, сколько народу русскому, потому что ни один народ не падок так до вина, как мы. Это наш национальный порок, наше национальное бедствие. У нас пьют везде, пьют все, пьют наверху, упиваются внизу, пьют от богатства, пьют от бедности, пьют с радости, пьют с горя, пьют на свадьбах, упиваются и на похоронах. И если наверху люди пьют прилично, то чем ниже мы будем спускаться по общественной лестнице, тем приличие все больше и больше уступает место бесшабашности, разнузданности, а уж в самом низу – в мужицкой или рабочей среде пьют безобразно, отвратительно, до полной потери образа и подобия человеческого.
Я просил вас, господа, особенно запомнить, что 25 августа, в субботу вечером, когда
Обернулся чертенок добрым человеком и нанялся к мужику в работники. И пошла с той поры у нашего мужика удача.
В первый год приказал мужик посеять хлеб на горах, а работник посеял в низине. Выпало засушливое лето. У соседей хлеб погорел, а у нашего мужика хлеб обломный уродился. На другой год приказывает мужик посеять в низине, а работник сеет на горах. Лето выпало мочливое; у всех хлеб сгнил на корню, а у нашего мужика амбар ломится от хлеба. На третий год мужик уже и не знал, куда девать зерно. Тогда чертенок-то научил мужика затереть хлеб и вино курить. И накурил мужик целую бочку вина. Попробовал, понравилось. Стал он сам пить и других потчевать.
Смотался чертенок к набольшему черту и самого его привел к мужику. А у того уже сидят гости – все свои деревенские богатеи.
Выпили мужики по первому стаканчику; глаза у всех замаслились, и начали они дружка дружке приятные слова говорить, хвалить дружка дружку, льстить друг перед другом, а как выпили по второму стаканчику, речь-то сразу переменилась: стали перекоряться, ругаться, дальше – больше, дошло дело и до драки. В кровь исколупали один другому носы, пощипали волосы и бороды. Вздумал было хозяин разнимать гостей, так куда! И ему досталось на орехи. (В зале раздался сдержанный, одобрительный хохот.) Выпили мужики по третьему стаканчику и стали уже говорить «кто в лес, кто по дрова», кричат, перебивают друг друга, а как пошли расходиться по домам, так и попадали кто где. Хозяин вышел проводить гостей, повалился носом в грязь, барахтается, хрюкает, как свинья.
Подивился на это набольший черт, и шибко ему это понравилось, расхвалил он чертенка и повысил его в чинах. «Теперь, – говорит, – нам можно спокойно спать. Теперь люди будут наши».
И крепко призадумался набольший черт да и говорит дошлому чертенку: «А я, говорит, понимаю, что ты сделал». – «А что?» – спрашивает чертенок. «Ты, – говорит, – в это пойло подмешал лисьей, волчьей и свиной крови, потому что, как только выпили они по первому стаканчику, так и залисили дружка перед дружкой; как выпили по второму, так и ну рычать и драться, как бешеные волки, а как пропустили по третьему, так и полегли все в лужи и хрюкают, как боровья». «Нет, – ответил чертенок, – никакой такой крови я не подмешивал, а лисья, волчья и свиная кровь всегда текла в жилах людей, да только люди не давали ей хода, а вином я разбудил ее».
Так вот, господа, откуда пошло это зелье, вот кто изобрел этот яд, ежедневно и ежечасно отравляющий миллионы русских людей.
Теперь уже черти сами не производят вина, а этим делом занимается наше министерство финансов и занимается настолько успешно, что одной сплошной волной «монополька» шириною от Ледовитого океана до южнорусских морей захлестнула и топит и топит святую Русь. И катится она, эта пьяная волна, неустанно, беспрерывно по равнинам, по горам и лесам на десятки тысяч верст, начиная от Балтийского моря вплоть до Великого океана. Теперь православные люди, с горем ли, с радостью ли, не в церковь идут, а в кабак, идут все: и старые, и молодые, и подростки, и дети, идут мужики, наведываются и бабы...