Нашествие хазар (в 2х книгах)
Шрифт:
Варда, в короткой тунике с кожаным поясом, украшенным драгоценными камнями, при упоминании имени Игнатия всякий раз хватался за рукоять акинака, и квадратное лицо его, загорелое до черноты, искажалось ненавистью, а карие глаза метали молнии.
– Этот зловонный кастрированный пёс будет лаять до тех пор, пока его слышат студийские монахи, поэтому я, высокочтимый василевс, предлагаю перевести его из Милета на остров Теребинф и усилить охрану, чтобы не было с ним никакого сношения, - предложил Варда.
– Да, многие беды исходят от Игнатия. Во дворце разгуливают его шпионы, и я не поручусь за то, что они не выдают врагам наши тайны.
– Михаил взглянул прямо в глаза Василию-македонянину,
– Шпионов надо выслеживать и казнить их так, чтобы они сгореть в утробе медного раскалённого быка посчитали за счастье.
– Вот ты и займись этим, - сказал василевс.
– Хорошо, мой император, - покорно ответил шталмейстер [86] , - прикажите, и я займусь ещё одним изменником - греком из Кастродживанни.
[86] Главный конюший, или шталмейстер. Последнее слово германского происхождения, и оно ещё со времён Цезаря и Нерона в Риме, а затем и в Византии обозначало должное! I. царедворца, заведовавшего императорскими конюшнями.
– Говорят, полководец Аббас так его спрятал - не отыскать.
– Варда расставил ноги и снова потеребил рукоять меча. Несмотря на свой почти пятидесятилетний возраст, он был крепок, силен, ловок и вынослив. В состязании на колесницах но уступал даже главному конюшему - македонянину, не уступил бы и самому лучшему возничему в Византии - василевсу, если бы борьба шла ни равных. Но, как правило, всегда приходилось нарочно проигрывать с целью сохранения своей жизни: сумасбродный Михаил, напившись после скачек, мог запросто отдать приказание отрубить победителю голову…
– От доместика [87] сицилийского гарнизона я слышал: Аббас грека отдал служить на корабли, боится, что не только мы доберёмся, но и сами арабы могут его прикончить. Предатели ни у кого не были в почёте… - Василий поправил на шее золотую фибулу, будто она душила его.
Варда подтвердил:
– Да, это верно… Кстати, о кораблях. А не послать ли нам триста хеландий, те, что мы ужо сумели построить после поражения у берегов Апулеи, чтобы сокрушить арабов в Сицилии и обрат но взять крепость? Аббас похвалялся, что, укрепившись на острове, он свой флот двинет по Танаису к Джурджанийскому морю на завоевание хазар.
[87] Доместик– военачальник.
– Это всего лишь слова, логофет, не так-то просто достичь на кораблях земли хазар. А вот твоя мысль, дядя, послать триста хеландий - это реальность!
– заключил император.
– Да, ведь мы, кажется, посылали к кагану философа Константина. Что с ним?
– Сейчас узнаем.
– Варда хлопнул в ладоши. Вошёл протасикрит.
– Пусть придёт сюда Фотий.
Вскоре Фотий, облачённый в тяжёлые одежды патриарха, явился перед светлые очи василевса, первого министра и шталмейстера и поведал о том, что он только что принял гонца-негуса от отца Константина, который сообщил об отыскании в Херсонесе мощей святого Климента, и теперь, слава Иисусу, они будут принадлежать не Риму, а Константинополю.
– Пусть папа Николай от злости поскребёт свою лысину. А может, наоборот, изменит к нам своё отношение [88] , - добавил Фотий.
– Знать, Господь на нашей стороне, и Влахернская Богородица покровительствует
– Вот и хорошо. Значит, обстоятельства благоприятствуют нашему походу… Отче, - обратился Михаил к патриарху, - завтра и начнёшь освещать хеландии, которые мы решили послать в Сицилию… А кто возглавит этот поход?
[88] В это время между византийским патриархом Фотием и римским папой Николаем I развернулась острая борьба по поводу некоторых догматов христианской церкви.
– Думаю, что патриций Константин Кондомит. Человек он расторопный, хорошо знает морское дело, - поспешил ответить Варда: втайне он боялся, что командовать хеландиями назначат его…
Пусть будет так! И ты, мой верный шталмейстер, на время сменишь зал прекрасной конюшни на кормовую каюту [89] . И привезёшь нам голову гнусного предателя и бросишь её на пол дворца правосудия.
– Василевс скользнул взглядом по мраморным плитам Лавзнака и оперся в одну из колонн, рядом с которой стояла обитая красным бархатом бронзовая скамья для возлежания. И вдруг губы его перекосила судорога, Михаил затопал ногами и закричал громко, и крик его гулко заметался под высокими сводами:
[89] Каюты в хеландиях находились только в корме, в отличие от дромон, у которых размещались и в носу. Хеландии были меньшего размера, также с двумя рядами гребцов-невольников, но зато в носу у них стояли медные трубы для метания «греческого огня».
– Почему она до сих пор здесь?!
– император указал на скамью.
– Почему не убрали?!
В дверях появились перепуганные слуги. Они подняли её и быстро унесли. Остановившимся взглядом Михаил ещё долго смотрел на то место, где стояло ложе, будто узрел не белые мраморные плиты, а кровь… Внимание Варды тоже было устремлено туда, и Василий, видя их озабоченность и отрешённость, позволил себе на какой-то миг усмехнуться…
Он тоже присутствовал при убийстве Феоктиста здесь, в главном зале Лавзнака, находящемся рядом с императорскими покоями, и знал скрытую причину его.
…У Феодоры ближайшими советниками были логофет дрома, магистр Мануил и брат Варда. Последнего всегда точил червь честолюбия, Варда не мог допустить, что августа больше всего благоволит Феоктисту за его ум, преданность делу и честность - качества, на которых впоследствии и сыграл он в своих низких устремлениях. Первое, что он сделал, - поссорил Феоктиста с Мануилом: как первый министр, логофет дрома исполнял ещё обязанности рефендария - заведующего казнохранилищем, а Мануил был нечист на руку. И когда Варда уличил последнего в незаконной растрате, Феоктист в гневе выгнал Мануила из дворца. У Феодоры остались два советника - Варда торжествовал. Теперь нужно свалить Феоктиста. Как это сделать?
У Михаила III в любимцах уже ходил его конюх Василий. Варда подговаривает василевса попросить у матери для македонянина должность шталмейстера. В дело вступился Феоктист и заметил, что должности и места даются по достоинству и заслугам. Феодора сыну отказала, Михаил был в ярости, Василий-македонянин возненавидел и саму августу, и её первого министра. Варда торжествовал снова.
И однажды он заметил своему племяннику:
– Покуда Феоктист будет заодно с августой, ты, император, останешься бессилен… А заодно потому, что хотят пожениться, об этом все говорят во дворце, а поженившись, они замыслят лишить нас жизни, чтобы самостоятельно править.