Нашествие. Москва. Буря миров
Шрифт:
— Но как открыть? — возразил Кирилл.
Леша попятился и сел на койку.
— Там баллон есть, — заметил он неопределенно.
Яков вопросительно посмотрел на него, потом на Кирилла. Помедлив, тот произнес:
— Пропан-бутан, сжиженная смесь двух нефтяных газов, не ядовит, при смешении с воздухом образует взрывоопасную смесь.
— Вот именно, — подтвердил Леша. Голос у него был совсем слабый, едва слышный. — Именно что взрывоопасную. Можем спрятаться на складе, тут поджечь тряпье, баллон
— Опасно, — сказал Кир.
— Да жизнь-то теперь вообще опасная пошла. А как еще? Там, за лестницей, ход наверх точно есть.
— Тот ход тоже может быть чем-то перекрыт, — возразил Яков. — Но вообще, конечно, отчего бы и не взорвать?
— Ну вот, значит, подтащим его, — говоря это, Леша выпрямился. Взмахнул руками и вдруг повалился вбок. Если бы он упал назад, то очутился бы на койке, а так рухнул прямо на пол, ударившись головой о стену.
— Леша! — вскрикнул Яков, бросаясь к нему.
Кир тоже поспешил к старику. Тот кашлял, сжимая горло, пытался вдохнуть, извивался, выпучив глаза.
— Леша, как ты?! Леша!
Они подняли его, положили на кровать. Кир отнял руки старика от шеи. Леша засучил ногами, резко сел, едва не врезав ему лбом по носу, — и наконец с сипением втянул воздух.
— Дыши, Лешенька, дыши! — Яков трясущимися пальцами пытался открыть фляжку. — Может, воды? Или не надо? Леша, как тебе помочь?!
Старик вдохнул снова — теперь это далось ему легче, — выдохнул, вдохнул…
— Это все из-за подземелий, из-за воздуха местного, спертый он тут, нехороший! — сокрушался Яков.
Они снова уложили Лешу на койку, и Кир накрыл его варханским плащом. Старик, слабо цапнув Якова за плечо, заставил того нагнуться, и прошептал:
— Передохнуть бы, Якуша. Немного… совсем… потом… потом взорвем…
— Отдохни, отдохни! Надо тебе сейчас что-то, ты скажи? Поесть хочешь?
Леша покачал головой.
— Ему глотать должно быть больно совсем, — заметил Кирилл.
— Попить дай, — шепнул Леша.
Сделав несколько глотков из фляги, он прикрыл глаза и затих. Яков, попятившись, сел на койку рядом с Кириллом, успевшим снять рюкзак.
— Значит, отдохнем тут немного, Кир Иванович. Я понимаю, не нравятся тебе эти подземелья, но мы сейчас к цели ближе, чем раньше.
— Да мы крутились туда-сюда, зигзагами ходили, — возразил Кирилл.
— Но все равно на юго-восток двигались.
Кирилл молча изучалстену перед собой. Леша на другой койке тихо сопел.
— Ведь железный человек, — шепотом посетовал Яков. — Другой бы уже в больничке на химиотерапии загибался, а он живет. Каким мужиком крепким был — сутками мог идти, да по джунглям. А теперь…
Он повернул голову к молчащему Кириллу, помедлив, спросил:
— Что, Кир, надоели мы тебе оба? Два безумных старикашки…
—
— Но близок к этому.
— Туда глядите, — прозвучало рядом, и они посмотрели на Лешу.
Тот лежал навзничь, подняв руку с вытянутым указательным пальцем.
— Лешенька, ты бы отдыхал! — всполошился Яков.
— На том свете отдохну. — Старик сел, придерживаясь за стену, спустил с койки ноги. — Говорю же: поглядите вверх.
В потолке над его койкой был большой ржавый люк.
— Попробуем туда, — решил Леша. — Или так пролезем, или взорвем.
Глава 22
Пленник присел, мазнул пальцем по лицу там, где из разбитого Багрянцем рта текла кровь, и попытался нарисовать что-то на полу башенки. Остальные наблюдали. Чужак сморщился, когда стало ясно, что с рисунком ничего не выйдет, поднял на них взгляд и сказал, улыбаясь:
— Пенц.
Они молча ждали, что будет дальше.
— Пенц! — повторил чужак настойчиво и снова улыбнулся. — Пенц мека!
Он сделал вид, будто пишет на полу, стукнул себя в грудь.
— Мека. Пенц. Дака.
— Дать тебе карандаш? — спросил Игорь. — Хочешь нарисовать что-то? Написать?
— Пенц!
— Пусть на стене нацарапает, — пробурчал Хорек и, недоверчиво глядя на пленника, ногой подтолкнул к нему валяющийся на полу ржавый гвоздь.
Чужак сразу все понял — схватил его и стал корябать какие-то знаки.
— Это ж змеюка! — объявил Багрянец, приглядываясь. — Такую мы видели у него на этом… на рисунках, ну, в коже той свернутой.
Он пояснил удивленно молчащим спецам:
— Только там змеюка себя за хвост кусала, а тут нет.
Действительно, изображенная чужаком тварь, свернувшаяся овалом, разинула пасть, но до своего хвоста не дотянулась — оставалось небольшое расстояние.
— Что это такое? — спросил Хорек. — Почему такая змея?
— Змея, кусающая саму себя за хвост, это символ, — пояснил Игорь.
— Чего за символ?
— Бесконечности, кажется. Не помню, никогда этим не интересовался.
Чужак повернулся, и Хорек отскочил от него, схватившись за пистолет.
— Спокойно! — велел Игорь.
Пленник развел руки насколько позволяли наручники, потом свел их вместе и двумя пальцами ткнул в пространство между пастью и хвостом змея на стене. Снова развел руки.
— Бузбарос. Бузбарос валд! Вархан валд десатрат. Десатрат — бох! Бох! Бузбарос ата валд. Ата!
— Не понимаю совсем, — засопел Хорек. — Чего он болтает, гад? Бузбарос ата валд — это чего такое?
— Ата валд! Валд! — пленник снова широко развел руки и снова ткнул пальцами между пастью и хвостом змея.