Нашествие. Мститель
Шрифт:
Переправка на Териану далась проще. Эйзикил не дожидался в пыточной, как обещал, а прохаживался у Сиба — его тоже мучило нетерпение. В белесых старческих глазах появился блеск, впервые за долгое время он скинул капюшон, явив миру жидкие седые волосенки, больше напоминающие пушок младенца.
Не дожидаясь приказа, клерики вернулись в строй, а двое понесли безвольное тело через плац к незаметной бурой двери в углу Центавроса. Галебус подставил руку Эйзикилу, и они поплелись туда.
В пыточной было уютно — обитые зеленым бархатом стены, тусклые лампы, имитирующие свечи, кресло с иглами под сиденьем,
Пока Эйзикил щелкал тумблерами на панели управления, готовил кресло, Агайра очнулась, застонала и свернулась калачиком. Галебус сел на корточки рядом:
— Допрыгалась, девочка?
— Не надо туда, — пролепетала она и разревелась. — Я сама все расскажу, только не туда!!!
— Не плачь, тебе не идет, — проговорил он, убрал волосы, закрывающие лицо. — Нос краснеет. Зачем портить такую красоту?
— Готово! — объявил Эйзикил, потирая руки.
Похожие, как братья, клерики разложили извивающуюся червяком Агайру на кушетке, зафиксировали её руки и ноги. Эйзикил расстегнул обруч и попытался надеть женщине на голову, но пленница дергалась, плевалась и шипела.
— Ну помоги же мне! — обратился он к Галебусу, а на клериков цыкнул: — А вы подите прочь! Неужели не понятно?
Галебус шагнул к кушетке, схватил женщину за горло и припечатал к жесткой поверхности. Глядя в её огромные глаза, полные страха, чувствуя биение жизни под своими пальцами, Галебус снова ощутил безумное влечение, задышал часто, но пересилил себя и защелкнул вокруг её шеи стальные фиксаторы. Эйзикил нацепил обруч.
Агайра кривила губы, рыдала в голос:
— Я все расскажу. Не надо… вот этого. Расскажу, а потом вы меня убьете.
— Я не буду уверен, что это правда, — равнодушно ответил Эйзикил. — Зато тебе не будет больно.
Старик взял с тумбочки инъектор, поднес к шее женщины. Легкий щелчок — пленница закатила глаза, задергала головой, трепыхнулась и затихла, вперившись в потолок.
Галебус облизнулся. Эйзикил начал допрос:
— Итак, это ты наняла бандитов под руководством Бурого, чтобы они напали на Дамира берГрона?
— Бурого наняла Злата, я руководила, — ответила Агайра чужим голосом, сглотнула и продолжила: — Я не приказывала его убивать…
— Что тебе известно о Забвении? — не выдержал Галебус. — Вы что-нибудь выяснили?
— У кого в руках Забвение, тот имеет власть над сознанием других. Это прибор, с помощью которого можно внушить кому угодно что угодно, — доложила она механически. — Это не точно, но мы склоняемся к такой версии.
— Как вы вообще узнали о Забвении? — Галебус подошел, чтобы заглянуть ей в лицо, надеясь увидеть страх, но отшатнулся. Не глаза — стекляшки, ни эмоций, ни мыслей.
— С помощью порошка. Я подсыпала его в алкоголь Ильмару, и любовник мне все рассказывал.
— На лабораторию тоже вы напали?
— Да. Нам нужна была машина для трансплантации памяти.
Теперь заговорил Эйзикил:
— Вы научились ее использовать?
— Да. Несколько образцов работают у Златы.
— Они
— Да.
Эйзикил улыбнулся от уха до уха — по его физиономии побежали волны морщин.
— Как нам повезло с этой барышней! — Он глянул на Галебуса и снова обратился к женщине: — А что тебе известно о противостоянии берМахов и берГронов?
— Завтра на рассвете клан берГронов перестанет существовать. Они допустили слишком много ошибок, далеко зашли в интригах и заблуждениях и должны быть уничтожены. Верхушку Гронов вырежут вместе с семьями во всех мирах.
— Гильдии это известно? — Старик насторожился, завис над Агайрой, как ястреб над мышью: неужели и среди тёмников, поставивших на берГронов, нашлись предатели.
— Нет. Махи обойдутся своими силами, берХан их поддержит.
— Какова роль вестниц?
— Мы не можем идти против правящего клана, сила на их стороне.
Вот так новости! От волнения Галебус не заметил, как застыл с разинутым ртом. Принял подобающий вид и, увидев, что Эйзикил передал слово ему, громогласно спросил:
— Ты это узнала от комиссара? Как о Забвении — от Ильмара?
— Да.
— Вы стремитесь к захвату власти и думаете, что Забвение вам поможет?
— Да. Женщины не должны быть унижаемы и презираемы. Они дали вам жизнь и заслужили уважение.
— Назови всех варханов и пеонов, погибших по вине вестниц.
Галебус метнулся к журналу и принялся записывать. Пока вестница выдавала тайны клана, Эйзикил оперся спиной о пыточное кресло, скрестил руки на груди, запрокинул голову и закрыл глаза. Когда она закончила, он воскликнул, разлепив веки:
— Кто бы мог подумать! Эти смерти выглядели естественными!
— Смерть всегда естественна, — заметил Галебус. — Какой бы она ни была.
Эйзикил помолчал, вдохнул-выдохнул и уставился на Галебуса:
— Надеюсь, ты понимаешь, что эта информация разглашению не подлежит?
Галебус состроил обиженную физиономию. Он и правда обиделся, что Эйзикил принимает его за дурака.
— Мастер, вы настолько невысокого мнения обо мне?
Эйзикил промолчал и продолжил допрос, но самое интересное было позади. Агайра назвала всех агентов-женщин, Галебус записал. Потом открыла пару неинтересных ему тайн берМахов, рассказала то, о чем он и так догадывался: берГроны старательно делают вид, будто на Териане идет война, обманывают Ставку, убеждают берХана в своей значительности.
Эйзикил прохаживался взад-вперед и потирал ладони. Галебус рассматривал ноги Агайры и мечтал о пытках. Он предпочитал старые добрые методы, они честнее, и жалел, что от ярости вестницы, будоражащей кровь, ничего не останется, когда отключат обруч. От неё вообще уже ничего не осталось, она превратилась в безвольную куклу.
Одновременно он пытался просчитать Эйзикила. Скорее всего, старик побежит предупреждать берГронов, те — своих братьев в других мирах. Что это даст ему, Галебусу? То, что у Дамира будет больше свободы. Пока Махи с Гронами крошат друг друга, можно заняться поисками Забвения, направляя Дамира. А направляться он будет — никуда не денется. А потом… Потом Галебус убьет это существо, завладеет Забвением, и место берХана впервые займет тёмник.