Нашествие

Казменко Сергей Вадимович

– Все было изложено в том сообщении, которое ты получил, - сказал я, усаживаясь в кресло, - мне поручено изучить на месте состояние дел, составить отчет. Рутинная работа.

– Рутинная говоришь? Тогда почему такая спешка? Почему нас заранее не предупредили?

– Тебе ли не знать о методах инспекции?

– Твоя правда, мне ли о них не знать, - задумчиво сказал он, глядя куда-то мимо меня, - у меня все эти инспекции в печенках сидят. За те три года, что я здесь, собственно на работу затрачено не больше половины времени.

– Без причины вас здесь не стали бы инспектировать.

– Может, причина-то как раз в том, что нас слишком часто

инспектировали, - сказал он раздраженно.
– Тут дел невпроворот, а они знай себе посылают инспекцию за инспекцией. Как будто этим можно помочь.

– Ну я-то, в конце концов, не инспектор. Просто наблюдатель.

– Сегодня наблюдатель, завтра инспектор. Что я не знаю, как это делается. Ведь трех же месяцев не прошло, как спровадил последнюю инспекцию. И главное, - все больше раздражаясь, говорил он.
– Ну хоть бы какая польза от всего этого была. Ну хоть бы малейшая! Я им говорю: не хватает людей, не хватает транспорта, не хватает спецоборудования для бурения и для синтеза. Я получаю хоть что-то? Нет. Они присылают тебя.

– Ну это, я думаю, еще не самый худший вариант.

– Хоть какая-то радость, - он невесело усмехнулся, посмотрел на меня - впервые, наверное, с тех пор, как мы сели - сказал:

– А ты здорово изменился, Алексей. Так и живешь один?

– В общем, да, - ответил я. Что тут ответишь?

– Ты знаешь, - сказал он, немного помолчав, снова глядя куда-то в сторону.
– Я ведь виделся с Хейге. Года три назад, перед самой отправкой на Кабенг.

Только такого душеспасительного разговора мне сейчас и не хватало. Даже скулы свело от напряжения. Вот уж никогда не угадаешь, где и как тебя настигнет прошлое. Впрочем, чего удивляться? Он же помнил нас по сорок шестому и еще раньше. Помнил, какими мы были на Кларке. И он, конечно, не знал того, что случилось позже. И не знал, чем же я в действительности теперь занимаюсь. Никто из моих старых друзей не знал этого, и потому мне порой так тяжело давались встречи с ними. Впрочем, у меня теперь почти и не осталось их, старых-то друзей. Разве что те из них, с кем, как вот с Графом, например, виделись мы в эти годы слишком редко, чтобы понять, что стали чужими друг другу.

К счастью, его вызвали на связь, и разговор прервался. А когда он закончил, наконец, переговоры и повернулся ко мне, я сразу приступил к делу. У меня было мало времени, и мне надо было спешить.

– У тебя здесь работал некий Панкерт. Химик, - уточнил я.
– Что ты можешь о нем сказать?

Что-то изменилось, когда я задал этот вопрос. Я не смотрел на Графа, задавая его, потому что хотел, чтобы прозвучал он как бы между делом. Напрасно. Когда я поднял глаза, Граф был уже таким же, как и минуту назад. Впрочем, не исключено, что я почувствовал то, чего не было. Бывает. Когда очень устанешь, и не такое бывает.

– Пропади он пропадом, этот Панкерт, - сказал Граф и отвел взгляд в сторону.

– Это все, что ты можешь о нем сказать?

– Если бы... Ты его знаешь?

– Откуда? Я и не видел его никогда, - наверное, это было правдой. Я не помнил Панкерта по Джильберте, хотя, не исключено, встречался с ним в коридорах базы. А за тот месяц, что готовился к работе на Кабенге, его так и не смогли обнаружить. Нигде - ни на Земле, ни на Траденте, ни на одном из транспортных звездолетов. Хотя с Кабенга - это мы точно установили перед самим моим вылетом - он улетел.

– А почему ты им интересуешься?

– В инспекцию Академии поступил его доклад. Собственно, это основная причина моего прилета на Кабенг.

–

Интересно, - сказал Граф. Вид у него был озадаченный. Но я бы не сказал, что слова мои его как-то встревожили. Скорее, наоборот, он как бы почувствовал облегчение от того, что услышал. Он взглянул на меня, снова отвел глаза и сказал.
– Очень интересно. И что же он там пишет, в этом своем докладе?

– Да, в общем, ничего особенного. Указывает на некоторые упущения но кто нынче без греха? Меня интересует, что ты лично можешь сказать о Панкерте?

– Что я могу сказать?
– переспросил Граф, думая о чем-то другом. Что я могу сказать? Ну, во-первых, Панкерт не такой человек, чтобы врать. Я уверен, что все, о чем он написал в своем докладе правда. Только, видишь ли, бывают обстоятельства, когда... Ну, в общем, ради интересов дела лучше не заострять внимания на некоторых вопросах. А Панкерт - честный человек, отличный специалист. Не знаю, что бы мы делали без него на третьей биостанции, ведь, по сути дела, он все модификации биофиксаторов разрабатывал. Но характер у него... Человек не понимает, что существуют обстоятельства, когда ради достижения высших, более значимых целей просто необходимо чем-то поступиться, он всегда лезет на рожон. И в результате вокруг него всегда складывается прескандальная обстановка.

Это я знал. Когда Зигмунд объявил негласный розыск Панкерта он даже добился санкции на просмотр транспортных файлов, хотя это и не дало нам ничего нового - Вертер составил на него краткую характеристику-меморандум на основании разговоров с людьми, близко знавшими Панкерта или же работавшими с ним когда-то. Панкерт предстал в этой характеристике как человек до крайности принципиальный, который ни перед чем не остановится ради защиты своих принципов, везде готов пойти на конфликт и потому нигде, как правило, подолгу не задерживавшийся.

– Ради высших целей, говоришь?
– спросил я.
– Что-то не помню, чтобы ты так говорил раньше. А кто их определяет, эти высшие цели?

– Да брось ты к словам цепляться, - Граф смутился, опустил глаза.

– Ты сам скандалил с Панкертом?

– Можешь мне верить, но как раз я был с ним в прекрасных отношениях. И я старался его поддерживать. Поэтому меня так удивил его неожиданный... отлет.

Не понимал я Графа. Ну не понимал, и все. Он явно не договаривал до конца. Но что, что скрывалось за его словами? Ну поссорился тут Панкерт с кем-то, ну улетел, ну передал свой доклад в инспекцию Академии, ну грозят Графу и еще кому-то из-за этого неприятности, встревожился бы он как-то, огорчился бы это бы я понял. Но его же совсем не обеспокоил доклад Панкерта, ему же, в общем, почти и не интересно, что же там, в докладе этом, сказано. Я же вижу это, уж до такой-то степени я в людях разбираюсь. Он же, вроде, облегчение даже какое-то испытал, когда про доклад услышал. Что бы это значить могло?

– А с кем же он был в плохих отношениях?
– спросил я.

– А что, из доклада это непонятно?

– Нет. По крайней мере, явно там ничего такого не говорится.

– Тогда и мне нечего сказать.

– Значит, ты просто отказываешься это говорить?

– Можно сказать и так. Знаешь, мы здесь работаем. И у нас и без тебя хватает забот. Ты уж извини, но я тебе скажу прямо - я не хочу, чтобы этот доклад Панкерта стал поводом для задержек в работе. Здесь и так все работают на пределе. У тебя, конечно, свое задание, и отменять его я не вправе. Но и подставлять кого-то под инспекцию Академии я не стану. Пойми меня правильно.