Нашествие
Шрифт:
Отец говорил тихо, и узнал его грохенец, только когда тот вышел из переулка. Худой, невысокий, громко шаркает ногами — если это не Пладде, то кто-то чрезвычайно похожий на него. Пайс отпустил отца на полсотни шагов и двинулся следом, размышляя, что делать, если Ромиль со своими ребятами, против ожидания, отправился куда-то в другой конец города. Пладде между тем добрался до площади и срезал через нее угол, часто поглядывая в сторону Управления и казармы «грачей», и зашел за здание Совета Отцов. Тут-то его и ждали.
— Здорово, Отец! — хрипло выдохнул
— Тише, это я, — Пайс едва не рассмеялся. — Совсем вы нюх потеряли, верно Вешшер говорит. Тут отряд стражников мог идти, а вы бы и не заметили!
— Помолчи.
Ромиль сдернул с Отца капюшон, кто-то тут же высек искру, разжигая веточку альгары.
— Он самый, — удовлетворенно протянул Ромиль. — В целости и сохранности. А зачем тебе ночью в Совет понадобилось, уважаемый? Там ведь нет никого.
— Я не желаю тебя слушать, мерзкий атори! — тихо прохрипел Пладде, которому грохенец сильно сжал горло. — Убей.
— Как же ты догадался? Ах да, ни один ваш богатырь не сможет тебя так сильно потискать, — хихикнул Ромиль. — Ладно, не хочешь со мной говорить, поговоришь с Вешшером. Давайте кляп, оглушать его я боюсь — убью еще ненароком.
Пладде вдруг дернулся всем телом, исхитрившись повернуться под рукой Ромиля, и Пайс заметил, как рука Отца скользнула за голенище:
— Берегись!
— Ах-х-х! — Ромиль успел отпрянуть, но лезвие все-таки оцарапало ему подбородок. — В горло метил, гад!
Он не стал вырывать у Пладде оружие, просто ударил в лицо со всей силы. Отец запрокинул голову и повалился на мостовую, ударившись о булыжник затылком.
— Что там?! — Распахнулась задняя дверь, и на порог выскочил сторож, яростно размахивая фонарем и саблей, к эфесу которой были привязаны бубенчики. — Кому не спится, грешники?! Убирайтесь от Совета или прямо от сюда в Суд отправитесь!
— Прости, уважаемый, мы тут бунтовщика одного скрутили, — тут же сказал Ромиль, пока его товарищи связывали неподвижного Пладде. — Передали бы сразу тебе, но бургомистр сказал, чтобы всех тащили в Управление.
— Что за ночь?!. — Сторож приподнял фонарь и сквозь прутья забора постарался разглядеть говоривших. — Грохенцы? Почему же вы бунтовщиков ловите, а не «грачи»?
— Потому что он сам из «грачей», а от стражников убежал, — пояснил Ромиль. — Помогаем ребятам, а то так бы и шастал по городу до утра. Счастливо оставаться.
Сторож промолчал, глядя, как грохенцы тащат тело в сторону площади Шале. Из распахнутой двери выглядывали еще двое его товарищей с обнаженным оружием.
— Вот еще Вешшеру дело — оправдываться за этого бунтовщика, — тихо засмеялся Ромиль. — Парни, придется его до самого Управления донести, ведь эти сторожа в окно посмотрят. Бегите-ка двое вперед, найдите носилки. Хотя, может, я его убил… Нет, дышит, гадина.
— Как вы его отыскали? — спросил Пайс.
— Слуга подсказал. Я его знаю, он в моей лавке кредит взял на две сотни. Такая пьянь… Рассказывал, как
— Со стороны Монеты, — уточнил Пайс. — Но знаешь, я ведь не просто так пришел. Вешшер посылает нас с тобой в Грохен прямо сейчас — рассказать графу, что здесь происходит.
— Вот это дело! — обрадовался рыжий. — Грохен — это замечательно! Кстати, не придется перед Вешшером оправдываться, если этого отчика мертвым дотащим. Сейчас, только ребята с носилками вернутся — и зашагаем прочь из этого каменного захолустья.
Добравшись до угла Управления, грохенцы остановились в тени, подальше от фонарей. В здании мелькали огни — Рошке уже вернулся, приведя в наряд несколько заслуживающих доверия «грачей», и теперь наводил порядок. Стражников стало меньше, да и те стояли поодаль, ближе к казарме, в окнах которой тоже горел свет.
— Свихнуться можно, — покачал головой Ромиль. — Если бы моего любимого начальника прикончили посреди ночи, то уж я бы потребовал объяснений! И не у кого-нибудь, а лично у бургомистра. А эти… Растения какие-то, только говорить и умеют.
— А у тебя были любимые начальники… там?
— Там? — переспросил рыжий, коверкая звуки. — В большом мире? Нет, там у меня был всего один начальник, и того я ненавидел. Впрочем, это теперь неважно. Вон, идут.
В Речном порту было достаточно складов, принадлежащих грохенцам, оттуда и принесли паланкин. Пладде запихнули внутрь, прикрыли плащом, а сверху уселся старший, назначенный вместо себя Ромилем.
— Задерни шторки, путешествуй как уважающий себя купец! Передавайте привет Кайвину, а я от вас грохенским девчонкам! — Ромиль помахал рукой, и они с Пайсом отправились в другую сторону. — Здорово, что уходим прямо сейчас, — повторил он. — Суетно здесь будет, Вешшер нервничает.
— Любой бы нервничал на его месте.
— Я бы не нервничал. Я бы сразу начал резать эту шваль! Шучу, конечно… Я бы взял пушки и выкинул имперцев с Морской стены, а потом сидел бы там спокойно до подхода наших из лагерей
— Пушки это большие трубы, — поправил Пайс. — Их не возьмешь, они для другого. А на руках носят пищали.
— Какая разница? Пушка есть пушка, прицелился и снес кому-нибудь башку! — Ромиль выставил вперед руку, зажмурил один глаз, вытянул и резко согнул указательный палец. — Бах!
— Это ты о чем-то другом говоришь, — смущенно улыбнулся его спутник. — Из пищали так не бахнешь.
— Да, это точно. Но я видел, что они могут, эти пищали покруче иного пулемета. Хотя ты не знаешь, наверное… Ну, в общем, поставишь полсотни человек в кучку — пищаль всех и положит, да так, что только клочья полетят! С пищалями тоже можно делать дело, хотя, честно говоря, хватило бы и сабель с арбалетами. Надо просто действовать смелее с местными, они же равнодушные.