Нашей юности полет
Шрифт:
Я бросаю обрывки портрета в унитаз и дергаю за цепочку, чтобы спустить воду. Но ничего не выходит — как всегда, сломался спускной механизм. Тоже мне «механизм»! Пара примитивных деталей, а механизм! И ломается чаще, чем часы. Часы наши тоже ломаются, но реже. Я дергаю за цепочку опять, но безрезультатно.
— Что ты там раздергался? — слышу я злобный голос соседки, с которой у нас сейчас вражда (у нас постоянно с кем-нибудь вражда, так как в квартире семь семей). — Грамотные, а в нужнике вести себя не умеют! Безобразие!
Я от ужаса почти теряю сознание, встаю на унитаз и пытаюсь исправить механизм спускного бачка.
— Открой, — стучит в дверь туалета сосед, с которым у нас сейчас дружба, — я мигом поправлю.
— Я- сам, — говорю я, чуть не плача. Запускаю руку на
Но избавиться от этого проклятого комочка мокрой бумаги с кусочком носа и уса не так-то просто. Мне кажется, что сотни глаз наблюдают за каждым моим шагом и движением. И именно поэтому мое поведение кажется подозрительным, и за мной действительно начинают наблюдать все, кому не лень. Особенно старухи. От их пытливого взгляда не скроется ничто. Я уже наметил было помойку в пустом дворе и направился к ней, как передо мною словно из-под земли выросло такое существо, источающее злобу и подозрение.
— А чего тебе тут надо? — зашипело существо.
— Ничего, — сказал я, — я просто так.
— Шляются тут всякие, — прошипело существо мне вслед. А ведь это существо наверняка чья-нибудь мать!
Когда я наконец избавился от криминального комочка бумаги, мир для меня снова обрел краски. Выглянуло солнце. Вспорхнула стайка воробьев. Мурлыча, прошествовала кошка. Детишки выбежали с мячом. Ах, какая благодать! Как прекрасна жизнь! В это мгновение я обожал Его. Я поклялся занять у «богатых» одноклассников рубль и купить новый портрет Его, еще лучше прежнего.
Я думаю о Нем.
Разгадка сталинизма
Прочитав этот кусок «Записок», я был потрясен мыслью, которая молнией вспыхнула в моем мозгу: сталинизм в основе своей не был заговором кучки злодеев и преступлением, он был стремлением миллионов глубоко несчастных людей заиметь хотя бы малюсенькую крупицу Света!! Вот в чем была его несокрушимая сила! Вот в чем был его непреходящий ужас! Он кончился, как только эти несчастные вылезли из своих трущоб, получили свой жалкий кусок хлеба, приобрели унитазы, о которых они раньше не смели и мечтать. Я так и сказал об этом своему Сталинисту при первой же встрече. Он вытаращил на меня глаза — было очевидно, что он не понял моей мудрой мысли. Потом он рассмеялся. Тщательно собрал коркой хлеба отвратный соус с тарелки.
— Привычка, — сказал он. — С детства приучен ценить каждую крошку хлеба. Это теперь люди зажрались. А мы цену хлебу знали. Веришь или нет, а иногда, оставшись один в комнате, часами искал завалявшуюся где-нибудь корочку черного хлеба. Родители запирали шкафчик с продуктами на замок. Сестра имела свой шкафчик. А замочек у него был — ломом не сломаешь- Но дело не в этом. Совсем не в этом. Ты думаешь, сталинизм был делом рук голодных людей? Нет! Он был все-таки делом сытых. Но суть дела, повторяю, не в этом. В чем? Не знаю. Ты читай дальше. Может быть, догадаешься. А я сам не знаю, я жду, когда ты мне скажешь. То, что ты подумал, — верно. Но мне этого мало.
— Считается, что мы — злодеи, — продолжает мой собеседник. — А злодеи не имеют переживаний, не имеют психологии. Нагляделся я на эту психологию у других. Психология! Переживания! Вот в нашем доме,
Прожили бы они хотя бы с год в тех условиях, в каких я семь лет отмучился, посмотрел бы я на них. Их за дело сажают. А за что меня? За то, что я верой и правдой служил Партии? Думаешь, мне легко было? А известно ли тебе, что сначала собирались устроить образцово-показательные разоблачительные антисталинские процессы над такими, как я? Хотели из нас козлов отпущения сделать. Нас и в психушки-то посадили, чтобы подготовить к этим процессам. Только ничего из этого не вышло. Представь себе, среди нас не нашлось ни одного, кто согласился подыгрывать Им в этой затее. Ни одного!! Наши жертвы наперебой соглашались делать все, что мы их просили. А мы не захотели. Что это? Мы сыграли бы любую роль, если бы это было нужно для нас же, для таких же, как мы. И мы играли такие роли. Но в разоблачительных антисталинских процессах — это не для нас! Случайно ли это? Почему? Объясни! Вы, молодые, все понимаете.
Но помни, — говорит мой Сталинист, — все то, что теперь говорят критики о нашем времени, есть отношение к нему с позиций сегодняшней, а не прошлой жизни. И потому это все есть ложь. Знай, в истории нашей страны время было самым ужасным, но оно было и самым прекрасным. Пройдут года, и о нем будут мечтать лучшие люди. О нем легенды будут сочинять. Однажды (это было в тридцатом восьмом году) пришлось мне целый месяц просидеть в одной камере с молодым парнем — «врагом народа» (так было надо для Дела). Мы говорили с ним обо всем с полной откровенностью с его стороны. Он ненавидел Сталина и «всю его банду». Я его как-то спросил, кем бы он хотел стать. Он сказал, что в глубине души у него таится, как это ни странно, одно желание: стать чекистом, а в крайней случае — партийным руководителем. Он был смелый парень, держался с достоинством, ни в чем не покаялся. Он знал, что его расстреляют. Он ненавидел тех, кто его расстреляет. Но он мечтал быть в числе расстреливающих. Что это? Эпоха, молодой человек! Э-по-ха! И правду о ней надо искать в ней самой, а не в сочинениях уцелевших жертв. Жертвы… Кто был на самом деле тут жертвой?..
Признаюсь откровенно, я был буквально раздавлен этой речью Сталиниста. Я почувствовал себя жалким червяком, не способным не то что судить, но хотя бы в ничтожной мере понять. «Самонадеянный кретин, — сказал я себе, оставшись один. — И ты смеешь присваивать себе функции судьи, не будучи способным справиться с самыми примитивными функциями самого примитивного человечка!»
— Как вы представляете приход сталинизма? — говорил он. — Думаете, была хорошая «ленинская гвардия», умная, с добрыми намерениями, благородная. И вот появился малоизвестный проходимец, жестокий, коварный, глупый. Всех растолкал, всех оттолкнул, все себе забрал. Чушь все это! Сталин был из тех, кто в глубине исторического процесса работал на революцию. Это не он, а Троцкий и ему подобные примазались к революции. Троцкий потерпел поражение и был выброшен именно как спекулянт за счет революции. И другие тоже. Сталин был настоящим преемником и продолжателем дела Ленина. Потому Ленин в конце и взбунтовался против него. Я был со Сталиным. И нисколечко не раскаиваюсь в этом. Знаешь, сколько народу я к стенке поставил? Жалею, что мало.