Наши дети
Шрифт:
– Нет, такой возможности нет.
– Понятно, -сказал я.
– К счастью, я и не собирался отказываться и готов приложить все свои силы и знания чтобы скорее закончить эту дурацкую войну, прищучить поганца Полански и пинками выгнать чужих из солнечной системы. Готов, пока ограничимся первыми двумя пунктами, а дальше посмотрим. Но у меня есть условие.
– Говори, -поинтересовался капитан.
– Моя семья, -озвучил я цену, за которую готов был продать не то, что свою свободу, но даже свою душу, -вытащите их с луны. У вас должны быть возможности сделать это.
– Возможности есть, но… не всё так просто.
Я всплеснул руками: -Как будто
Капитан Комиссаров коротко взглянул на сидевших с каменными лицами полковников и пообещал: -Договорились. Мы приложим все силы чтобы выполнить твою просьбу.
Они собирались вставать, но я задержал их: -Ещё один вопрос, если позволите: зачем было выдёргивать меня прямо с рабочего места и под конвоем везти сюда?
– Чтобы настроить на рабочий лад.
– Рабочий лад?
– удивился я.
– Практика показывает, что гражданским хорошо бы немного поволноваться, тогда диалог с ними становится гораздо более конструктивным, -ответил мне один из полковников.
– Ну и методы у вашей конторы, -проворчал я.
– Нашей конторы, -поправил Комиссаров.
– Ты ведь согласился работать на нас для блага всех людей?
– Со всем возможным старанием, -заверил я их.
– Вы только про своё обещание не забудьте.
…
К сожалению, переход на работу в федеральную службу государственной безопасности Российской Федерации, да ещё и по проекту первой категории важности требовал максимально ограничить контакты исполнителя (то есть меня) с внешним миром. Мне без проволочек выделили довольно роскошное жильё на закрытой территории. Разрешили сделать ровно один звонок Александру Григорьевичу чтобы тот не волновался моему внезапному исчезновению и не поднимал лишний шум. Даже съездить к себе, то есть к дяде, домой за моим ноутбуком и прочими вещами мне не разрешили, сказав, что выдадут всё необходимое на месте. И действительно выдали, начиная от бритвы, зубной щётки и трусов и заканчивая костюмами разных видов: для зарядки, для пробежки, для работы. Холодильник в моей комнате был забит энергетическими напитками, что, видимо, намекало на то, что в работе не нужно ограничивать себя одним только дневным временем. Ночами, знаете ли, тоже прекрасно работается.
Разумеется, ни о каком звонке на луну, те более через нелегальный спутник, доступ которому купил в даркете, не могло быть и речи. Мне осталось только надеяться, что мои там всё поймут, а следом земляне безопасно вывезут их ко мне. Скорей бы. Если так подумать, через пару месяцев будет уже год как я последний раз был вместе с семьёй. Подумать только! Скоро уже будет целый год…
Меня спросили: нужны ли мне помощники?
Я честно ответил, что помощники не нужны.
Капитан Комиссаров спросил: -Почему?
И я объяснил, что, во-первых, найти достаточно квалифицированного разработчика на земле будет непросто даже его всемогущей конторе. А во-вторых, то время, которое у гипотетического помощника уйдёт чтобы разобраться как устроена и работает «шестёрочка» вряд ли перекроется его возможной помощью в дальнейшей доработке. Впрочем, если контора хочет как-то контролировать меня или желает, чтобы я параллельно обучил несколько их людей,
– Хорошо, работай сам, -согласился куратор из чего я сделал вывод, что сроки у них на первом месте. Наверное, военные сильно давят, ежедневно требуя результата. И их тоже можно понять, ведь именно они сейчас насмерть стоят вцепившись зубами в каждый захваченный в ходе недавнего наступления орбитальный объект, не давая лунарам и киберам чужих выдавить их на прежние позиции восстанавливая статус кво.
Там, высоко, над голубой атмосферной линзой, где не сдерживаемое никакими рамками родное светило наотмашь хлещет плетью солнечной радиации, а человек может свободно парить словно во сне, но, без внешней поддержки, не способен ни дышать, ни просто жить – там продолжается война. Лунары и земляне вцепились друг в друга словно дикие коты. И их схватка также жестока как схватка тех самых котов. Ещё более жестока ведь всем известно, что «животная жестокость» ничто перед той, которую может и проявляет человек.
Там, наверху, убивают и умирают. Поэтому я должен поспешить. Сделать не просто максимально хорошо, но и максимально быстро. Чтобы успеть. Чтобы наверху умерло не так много, как могло бы. Чтобы остались живы земляне и лунары. Я создают эффективное оружие войны ради жизни. Чем быстрее победят земляне, тем меньше, в конечном итоге, будет жертв. В том числе и, наверное, даже в первую очередь, среди лунаров. Жаль, что наоборот это выражение не действует. Если победят мои обезумевшие на идее своего расового превосходства и своей «звёздности» соотечественники, то число жертв увеличится многократно и будет продолжаться увеличиваться. Но это понимание и свидетельство того, что я сейчас нахожусь на правильной стороне.
Ради мира я создаю оружие войны.
Ради жизни конструирую то, чьё основное предназначение нести смерть.
И своё дело я делаю со всевозможным тщанием.
Энергетические напитки в холодильнике пригодились. Грандиозность поставленной мне задаче подкупала. Я был словно пёс, которого поманили куском сочного мяса. Словно спортсмен, поставивший целью побить свой предыдущий рекорд. Я знал, что смогу, что оно мне по силам. Надо только как следует постараться. И я старался.
Четыре месяца пролетели как один день. Буквально как один день. Может быть то эффект не одного десятка выпитых энергетиков. Или итог каждодневной работы по двенадцать – пятнадцать часов без выходных. К своему стыду я заработался настолько сильно, что забывал периодически узнавать у капитана-комиссара как там продвигается миссия по спасению моей семьи на землю. Кончилось тем, что куратор оказался вынужден сам затронуть эту тему.
Последнее время мы с ним выработали устраивающий нас обоих график встречаясь раз в три дня. Как правило это происходило ранним утром. Хотя выражение «ранее» утро не полностью корректно. Лично для меня оно было очень «поздним» так как я вспомнил свою старую, ещё студенческую привычку разбивать день на три части по пять-шесть часов разделяя их периодами в два – четыре часа сна. Таким образом одни сутки для меня субъективно растягивались на три дня, если за «день» считать время от одного сна до другого. Кроме того, указанный режим не позволял мне долго зацикливаться на какой-то одной проблеме. Если в процессе доработки нейросети возникало что-то, с чем я не мог справиться за пять часов «бодрствования», то «переспав» с проблемой я либо сразу находил готовое решение, либо бросал начатое и пробовал идти другим путём.