Наши дети

Sleeping

Сквозь слёзы она рассказывает: -Нам сначала сказали - ты погиб. Только через три недели поправили, что сдался в плен.

Бедняжка. Сколько ей пришлось пережить.

– Сказали, что сдался в плен и Арктуру, на этом его собрании «юных помощников», пришлось публично от тебя отказаться, -рассказывала Оксана.
– Не подумай, он не хотел, даже спорил. Это я настояла. Иначе могло быть хуже, ты же знаешь.

Когда она сказала, что мой средний сын публично от меня отказался, то в груди кольнуло острой иглой, но я выдавил

из себя, как из почти пустого тюбика, улыбку и ласково улыбнулся: -Вы сделали всё правильно. Я не сержусь.

– Приходили с обыском стражи свободы, -делилась наболевшим жена.
– Перерыли полквартиры, забрали домашний сервер - буквально вырвали из стойки и мой рабочий компьютер. Говорили будто ищут какую-то украденную нейросеть, даже вдоль стен прошли с прибором для поиска электронной активности. Пришлось дать им взятку, чтобы отстали. Деньги кончались, мы продали квадроцикл для поездок по лунной поверхности. Выручили, наверное, треть от его нормальной цены. Ты же помнишь, он был в отличном состоянии, почти как новый. Ещё я продала своё ожерелье, которое со сверхчистыми алмазами. Оно всё равно мне никогда не нравилось.

Утешаю её: -Держитесь! Я обязательно вытащу вас на Землю. Уже ищу подходы к контрабандистам и свободным торговцам. Меня обещали свести с нужными людьми. Конечно, нужны будут деньги. Но на Земле есть те, кто готов мне их занять. Если не хватит – заработаю. Буду браться за что угодно и вкалывать по двадцать часов в сутки, но вытащу вас оттуда.

Моё обещание твёрже чем носовая броня космических линкоров призванная противостоять мощнейшим лазерным орудиям систем пко вынесенных на орбиту.

Оксана вытирает слёзы. Я сначала делаю вид, что не плачу, но затем сдаюсь и тоже вытираю слёзы. Два взрослых человека плачут и не стыдятся этого.

Проговорив сорок минут, отключаюсь, чтобы позвонить ещё раз вечером и увидеть детей. По уму, пожалуй, не стоило показываться им на глаза ведь дети могут, сами не желая того, легко проговориться. Но моё желание увидеть детей, услышать их голоса и самому сказать им несколько слов слишком сильно, оно легко затмевает робкий голос разума.

Договорились с Оксаной, что я позвоню в определённое время, а она перед этим подготовит детей.

Со щемящем чувством и с большим волнением, чем когда проходил собеседование в поисках работы звоню.

Заставка «соединение устанавливается» держится на экране слишком долго. Оно висит там целую вечность. Наконец заставка пропадает и на экране вырисовывается изображение родных лиц.

Я буквально купаюсь в многочисленных «Папа! Папа!», плаваю в них и ныряю, словно рыба в воде, птица в облаках или женщина в ароматической ванне. Как же мне хочется их всех обнять, почувствовать тепло их тел в своих руках и биение их маленьких, но горячих и отважных сердечек. Увы, сейчас это никак не возможно.

– Папа!
– выбивается на первый план Арктур.
–

Прости меня!

Его лицо горит. Пылают щёки и лоб, подбородок и уши – всё ярко малинового цвета.

– Я говорил про тебя гадости, папа, -признаётся Арктур.

Пытаюсь его успокоить: -Ничего, я не сержусь.

– Я… я плюнул на твою фотографию, -Арктур смотрит в пол не в силах поднять глаза.
– Потом они сожгли её.

– Пусть сожгут хоть все мои фотоснимки, которые найдут, -говорю я ему.
– Мне от этого хуже не станет. А ты всё сделал правильно – ты обманул их.

– Я горжусь тобой, -заканчиваю я отчётливо понимая, что сейчас говорю не правду. Не получалось у меня гордиться сыном за то, что он прилюдно оплевал и сжёг мою фотографию. Может быть другого выхода не было, но… гордиться им у меня не получалось.

– Ты правда не сердишься?

– Правда. Совсем не сержусь, -вру я.

Маленький Ваня жалобно спрашивает: -Папа, ты когда придёшь обратно? Я соскучился!

– Я не приду – я заберу вас к себе. Совсем скоро. Надо только договориться, -обещаю ему и добавляю, на этот раз от всего сердца, чистую правду: -Я тоже соскучился.

Екатерина смотрит на меня словно колючий ёжик, свернувшийся при свете фонаря и осторожно выглядывающий одним глазом из своей крепости иголок, проверяя не ушла ли так испугавшая его опасность по своим делам?

– Кать, чего хмуришься?

– Ты бросил нас!
– со всем апломбом юности заявляет старшая дочь.

– Меня забрали силой, -объясняю я ей.
– Сопротивляться было бесполезно.

– Но ты сейчас сидишь там, на земле!

– Я попал в плен.

– Другие возвращаются из плена. Я сама видела – по визору показывали, как недавно был крупный обмен военнопленными. Все, кто захотели, они вернулись, - обвиняет Катя.

Соглашаюсь со старшей дочерью: -Верно, я не хочу возвращаться. Но знаешь почему? Потому, что собираюсь вытащить вас всех с луны на землю. Пока луной правит безумец Нил Полански целующийся с «нашими космическими друзьями» и им в угоду гонящий на орбиту всё новых насильно отмобилизованных – от луны лучше держаться подальше. Верь мне! Я обязательно вытащу вас оттуда. Ты веришь мне?

После некоторой паузы Катя говорит: -Верю.

– Хорошо, -подвожу я итог, хотя мне не понравилась пауза перед её ответом.
– Хорошо.

Купленное время работы нелегального спутника связи заканчивалось.Предупреждающе замигала красная рамка, а я всё никак не мог заставить себя попрощаться. Разговор так и оборвался на полуслове, на не произнесённом до конца предложении, на обворованной посередине фразе. Я вдруг понял, что сижу перед чёрным экраном, на котором написано «Авансированное время истекло. Соединение прервано». Со вздохом досады закрываю ноутбук. Иду на кухню, делаю себе бутерброд, не обращая особого внимания на то, с чем он, запиваю минералкой.