Наши художественные дела
Шрифт:
Прянишников прислал, тоже из Москвы, всего одну картину: «Охотники», но великолепную. Как написан реденький лес осенью, с продольными перспективами повсюду насквозь, как написаны оба охотника, из которых один, барин, трубит в рог, надсаживаясь во всю силу толстых щек, а другой, подогнув колени, собирается отрезать лапку убитому зайцу и бросить ее собакам! Какое у него серьезное и важное выражение, как он ушел весь в свое занятие, какие выражения у собак, жадно поднявших морды и вертящих хвостами — это просто изумительно! Прянишников давно уже не писал ничего подобного, и я думаю, что, в ряду всех его картин (между которыми есть не одна замечательная), эту надо признать второю, после великолепного «Гостиного двора». Прянишников является тут достойным товарищем Перова.
Картину Крамского «Неутешное горе» не оценили у нас, мне кажется, по настоящему ее достоинству, хотя вообще и хвалили ее. Но, по моему разумению, это лучшая картина Крамского, как композиция и выражение. Еще никогда и нигде
Я кончу обозрение выставки картиной Репина «Не ждали». Я считаю эту картину одним из самых великих произведений новой русской живописи. Здесь выражены трагические типы и сцены нынешней жизни, как еще никто у нас их не выражал. Посмотрите на главное действующее лицо: у него на лице и во всей фигуре выражены энергия и не сокрушенная никаким несчастием сила, но, сверх того, в глазах и во всем лице нарисовано то, чего не попробовал выразить в картине ни один еще наш живописец, в какой бы то ни было своей картине: это могучая интеллигентность, ум, мысль. Посмотрите, он в мужицком грубом костюме; по наружности, он в несчастном каком-то виде, его состарила ссылка добрых лет на десять (ему всего, должно быть, лет двадцать шесть — двадцать семь от роду), он уже седой, и все-таки вы сразу увидите, что этот человек совсем не то, чем бы должен был казаться по наружной своей обстановке. В нем что-то высшее, выходящее из ряду вон. И вот он возвращается, после долгого отсутствия, в семью свою, скудно и бедно живущую. Он застал ее за уроком. Все это люди совсем другой породы, далеко не ему чета, однако люди хорошие и добрые. Старуха, мать его, учила маленьких брата и сестру его, его — гимназиста, ее — девочку. Старшая сестра их сидела поодаль, в глубине комнаты. Горячая радость, восторг, удивление, вот что наполнило мгновенно всех в ту минуту, когда горничная стремительно отворила дверь и вошел дорогой человек, так давно невиданный. Одна младшая девочка не узнала своего брата, она была еще слишком мала, когда он ушел из дому. Но как все это высказано в картине, какое выражение, какие характеры и типы повсюду, какая мастерская, при всей простоте, группировка, какое мастерское освещение (показавшееся Незнакомцу, по его крайней антихудожественности, скудным и умышленно умеренным, для большей «тенденциозности»), какой мастерской рисунок и письмо! Все вместе делает эту картину одним из самых необыкновенных созданий нового искусства. Репин не опочил на лаврах после «Бурлаков», он пошел еще дальше вперед. Прошлогодний его «Поприщин», прошлогодний «Крестный ход», нынешняя эта картина — все новые шаги, всякий раз по новому направлению. И я думаю, что нынешняя картина Репина — самое крупное, самое важное и самое совершенное его создание. Мне придется, я надеюсь, говорить про нее еще не раз. На передвижной выставке всего одно произведение скульптуры: «Переселенцы» г. Позена, большая группа из воска, состоящая из семи фигур, воза и лошади. Сюжет очень интересный: целая семья переселяется из Малороссии прямо за десятки тысяч верст. Отправляются вдаль: старик-отец, старуха, старший их сын, отставной солдат, с женой и сынком, и два его брата мальчика. Их телега, род фуры, с соломенной крышей, покрытой дырявой холстиной, содержит все их богатство: убогий скарб, бедную одежонку; сверх кровли прикреплены грабли, вилы, решето, — больше ничего у них нет. Поезд остановился в поле, и пока старший сын привязывает лошадь к корму позади телеги, а его жена что-то шарит внутри телеги, оба мальчика приготовляют что нужно для обеда: один рубит сучья дерева для того, чтобы развести огонь, другой — босоногий, сходил зачерпнуть воды в лужице; старик-отец сидит печально на земле, поникнув головой, подле тулупа и сапогов, разложенных по земле сушиться, сбоку прыгает теленок. Сюжет интересный, и г. Позен, по всему видно, изучил свой материал прямо с натуры, не брал его из головы. Группировка — живописная. Много есть верного, вполне реального, но, я должен признаться, прошлогодняя группа его же: «Слепой бандурист с провожатым», удалась ему больше. Выполнение было отчетливее.
1884 г.
Комментарии
В третий том включаются сочинения В. В. Стасова, опубликованные в период с 1884 по 1906 год. Статьи, написанные до 1886 года, даются по «Собранию сочинений» В. В. Стасова (три тома, СПб., 1894), а все остальные — по последней
«НАШИ ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ ДЕЛА». Статья впервые опубликована в 1884 году («Новости и биржевая газета», 15 и 19 марта, No№ 74 и 78).
Написана по поводу двенадцатой выставки передвижников, которая была не менее знаменательной в жизни русского искусства, нежели одиннадцатая. На этот раз русская реалистическая живопись продемонстрировала свои успехи в первую очередь такими произведениями, как «Не ждали» Репина и «Неутешное горе» Крамского. К этому времени борьба Академии с передвижниками приняла обостренные формы. Крамской в 1884 году писал: «.. Академия заместила своими писателями об искусстве почти все газеты… Все, что только может выдумать подпольная интрига, на пагубу Передвижной выставке, все это в Академии приветствуется и приводится в действие частью путем официальных мероприятий, а частью иными путями». («И. Н. Крамской. Письма», т. II, Изогиз, 1937, стр. 272 [2].
Репин попрежнему оставался объектом активных атак консервативной прессы, которой претили демократичность и мастерски выраженное средствами живописи содержание картины «Не ждали». Никчемной оказалась попытка реакционера Суворина («Письма к другу») ослабить и «обезвредить» силу идейного воздействия произведения Репина. Суворин признал картину «Не ждали» «своевременной» — «ибо дело происходит, — писал он, — в наши дни, после коронации, после высочайшего манифеста, возвратившего многих ссыльных. Об этом свидетельствует одна подробность картины: на стене комнаты… изображение покойного государя в гробу» («Новое время», 1884, 4 марта, № 2879). Всеобщее «примирение» — революционера, его семьи и императора — такова будто бы идиллическая основа произведения Репина.
Картина «Неутешное горе» была встречена в основном благожелательно. Но консервативная критика и здесь попыталась извратить подлинную сущность замечательного произведения Крамского. «Художник круто и решительно отвернулся от тенденциозного стасовского реализма», — писал рецензент «С.-Петербургских ведомостей» еще в 1883 году (Ледаков, «Искусства и критика», 11 сентября) «Несколько лет тому назад Крамской и не подумал бы писать цветы, боясь сейчас же попасть у гг. критиков в ряд живописцев для вывесок». Стасов страстно опровергает эту клевету на Крамского и передвижников. Глубокое проникновение творца «Неутешного горя» в психологию человека, изумительная полнота и художественное мастерство в раскрытии большой жизненной темы, все это, — пишет Стасов, — и есть как раз выражение «того реализма в искусстве, который был всегда целью его (Крамского) стремлений и который он, словом и примером, постоянно и горячо проповеды-вал среди всего нового нашего поколения художников». Стремясь извратить правду, противопоставляя «Неутешное горе» другим произведениям передвижников, газета «Новое время» заявила: «Кто знает, может, этот Крамской жалеет о прошлом, о времени и силах, которые не возвращаются» (1884, 4 марта, № 2879). Стасов прекрасно понял шитую белыми нитками попытку реакционной критики отделить Крамского от передвижников, путем навязывания ему какого-то «крутого отхода от стасовского реализма», и тем самым пробить брешь во взаимоотношениях Товарищества с его организатором и руководителем. В комментируемой статье Стасов едко высмеивает неуклюжую лесть реакционера-нововременца Крамскому и горячо отстаивает Крамского, как ведущего мастера реалистического искусства. Репин писал о «Неутешном горе»: «Такое глубокое, потрясающее впечатление произвела на всех эта картина! Странно: казалось даже, что это не картина, а реальная действительность» (И. Е. Репин. «Далекое — близкое». «Искусство», 1937, стр. 236).
Стасов воспринимает явления искусства синтетически, что дает ему возможность делать большие обобщения. Так, в комментируемой статье достижения передвижников, демонстрируемые на двенадцатой выставке, он берет в единстве с успехами Бесплатной музыкальной школы, значение концертов которой, по его мнению, равно значению выставки, так как это «явления совершенно однородные, потому что однородны художественные силы, действующие и тут, и там»: «оба общества получили…, характер самобытный, имеют значение настоящих национальных художественных школ». Стасов разоблачает врагов этих самобытных творческих организаций, без обиняков раскрывая лицо «реакционеров и ретроградов», которые «только безмерно лгут или клевещут» на Товарищество и Бесплатную музыкальную школу (о последней см. статьи: «Три русских концерта», т. 1; «Концерт Бесплатной музыкальной школы», т. 2; «Двадцатипятилетие Бесплатной музыкальной школы», т. 3).
notes
Примечания
1
Это было письмо И. Н. Крамского, напечатанное впоследствии целиком в книге «Иван Николаевич Крамской. Его жизнь, переписка и художественно-критические статьи», СПб. 1888, стр. 472–477. — В. С.
2
В дальнейшем ссылка на это издание дается условным обозначением — «I».