Наши люди

Свинаренко Игорь Николаевич

– - Откуда ж он такой взялся?
– - спрашивали все. А из Ташкента! Мать его швея, волжская татарка. Отец служил в профсоюзе, он по рождению наполовину таджик, наполовину узбек. Но у Рустама же еще была русская няня, не то чтобы Арина Родионовна, но вполне Лидия Николаевна, москвичка, театралка, она в Азии пряталась от "органов". Эта няня была как добрая фея, которая колдовала над ребенком -- и наколдовала. Без нее бы он, наверное, был таким же восточным мальчиком в тюбетейке, какие мелькают в "Anna Karamazoff", гоняют там собак по дворам. И вот из пыльных этих подозрительных дворов он

попадает в золоченые ложи (няня неустанно водила его по театрам) и уж больше не может их покинуть.

Есть изящный анекдот, что во ВГИК Рустам поступил за азиатскую взятку: мешок сушеных головок мака; впрочем, мак -- такой же полноправный наркотик, как и cinema.

По пятой графе -- как узбек -- он был задержан, по ошибке, в Ташкенте, когда Гдлян и Иванов нашумели с "узбекским делом". Два дня просидел... Гениальность (Молчание)

Один из близких к Хамдамову людей, вполне попавший под его обаяние и влияние, но, кстати, ученый, восторженно рассуждает:

– - Он гений! Это значит, что его вкус первичен. Он вырабатывает первичное вещество, дает первичный продукт, как Моцарт. Гениальность -особый вид психофизики. Талантливый человек работает, а гений не работает, он расслабляется, отдыхает. И не делает помарок. Он не осваивает форму, а создает...

А раз человек гений, так ему не положено жить ровно и безоблачно мещанской жизнью, размеренно ходить на работу, ожидать повышения по службе, уходить на пенсию и умирать в своей постели. Ему прилично быть застреленным, только не грубым киллером, но красиво, дуэлянтом. Лет этак в тридцать семь. Или пасть на кавказской войне -- только не на этой, а лет сто назад. Если случайно он оказался старым графом, то обязан одуматься, все бросить и инкогнито уйти странствовать по России с посохом.

...Неудача с "Нечаянными радостями" по нему ударила с ужасной силой. Притом что он, как человек чистого искусства, очень тонкокож. А вынужденное молчание, отлучение от кино и одиночество тянулись семнадцать лет. "Мне даже хотелось покончить с собой", -- честно признался он потом, то есть сейчас, в телепередаче.

Впрочем, он и сам говорил: "Я готов к несчастью. Оно облагораживает душу". То есть если б жизнь сразу удалась, душа осталась бы необлагороженной? Может быть... И тогда б он, видимо, мог гнать заказные ленты за приличные деньги, его этим соблазняли, звали в Ташкент.

Хотя -- какое уж там кино на заказ! С ним невозможно сделать даже интервью, потому что он думает в своем ритме, а в чужом, в нужном вам -- не может. И думать может только о том, что интересно ему; ему вообще плохо удаются компромиссы.

Тогда как же, на что он жил? Продажей своих работ -- рисунков и картин. Любил ездить в Тбилиси, где его давным-давно оценили как серьезного художника. Кто-то уже тогда начал его коллекционировать. Была, само собой, и бескорыстная помощь друзей и поклонников.

Жизнь тут у него не складывалась. А там "Тайм" писал про него еще в 1981-м: "Талантливый молодой узбек по имени Рустам Хамдамов, надежда советской школы кино, предназначение которого, похоже, вернуть былую славу этому некогда великому русскому кино".

– - Моя жизнь -- насмешка... Уехал бы я в Америку, и все б у меня состоялось. У других же вышло!

Но был он невыездной.

Так же, как, к примеру, Пушкин -- русский художник тоже с иностранными, тоже другой расы, предками. В узбекском КГБ ему сказали: "Сгниешь в этой стране, никуда не пустим". И это было похоже на правду... Уехать он не смог, даже несмотря на фиктивный брак с итальянкой.

На Запад впервые попал только в глубокую, дальше некуда, перестройку. И то после личного вмешательства Яковлева А.Н., на тот момент второго лица в государстве.

И вот наконец отпустили его в Италию, он туда улетел, как было твердо решено, навсегда. Но через пару месяцев вернулся:

– - В России всегда есть вещество, предмет. На Западе нет его. Там нет действия, одни умозаключения. Они сидят и ждут: русский приедет, что-нибудь произойдет. "Anna Karamazoff" ("Есть ли Бог?")

В России он принялся снимать новое кино -- "Anna Karamazoff", сценарий которого он как-то надиктовал однажды своему другу Давиду Саркисяну во время поездки в такси. Давид текст после набил на машинке, по памяти, и Рустаму оставалось его только долго и мучительно править.

По сюжету вернувшаяся из лагеря героиня идет убивать и грабить человека в генеральском мундире. Сценарий специально написан так, чтоб было непонятно: политическая Анна или уголовница, настоящий там генерал или актер в роли генерала, в Москве все происходит или в Питере?

Так, значит, идет убивать, чтоб поправить свои дела. То есть "если Бога нет, то все позволено"? Мы это, конечно, проходили, но только на бумаге, а когда на пленке, всерьез, без лишнего надрыва, не торопясь и неспешно выставляя свет и заставляя массовых мальчиков качать ветки, чтоб было нервное мелькание теней, -- так нам еще не задавали. И потом, у Достоевского не так страшно, он всего лишь играл в отсутствие Бога, не боялся, а беспокоился -- Рустам же Бога в упор не видит, и оттого такой леденящий ужас.

У него там хоронят страшного пионера, холодную куклу. И еще на кладбище, прислонившись к дереву, рыдает офицер, который кого-то близкого закопал поближе к преисподней, к червям, к чернеющим костям, и больше ему надеяться не на что. (Ну вот кого он хоронит? Не этого ли пионера? Который был ему кто? Возьмите да представьте себе, что -- любовник, и вот вам еще один слой, еще один абзац подтекста...)

Этот страх -- непридуманный. Он сам рассказывал: "Я агностик. Мы все кончили советские школы, и никогда никакой религии я не знал. Даже не знаю, куда мне надо пришпилиться. То есть меня, естественно, обрезали, когда я родился, а русская нянька меня привела в русскую церковь, где и крестила... Как бы все есть, однако я и не знаю, где я. Теперь все время думаю над этим вопросом".

Не позавидуешь, да еще и при его впечатлительности. Он говорит про этот ужас очень сочно:

– - Вот у Льва Толстого, помните? "Мы в школе узнали страшную вещь, только никому не говори -- Бога-то, оказывается, нет!"

Отсутствие Бога в фильме настолько ярко, пронзительно и вопиюще! И герои, все персонажи, живут без Бога, и Рустам тоже, и они настолько одиноки, настолько задавлены ужасом, что непонятно, как они вообще живут. Изображение этого ужаса так достоверно! Талант, гений, что и говорить...