Наши (перевод) книги Мусишкяй - Рута Ванагайте
Шрифт:
никто в моей семье никогда не направил ружье на другого человека и не нажимал на курок.
Эфраим:: Почему вы так уверена? Вы можете даже не знать об этом. Но вернемся к разговору о страхах. Вы пытаетесь сказать, что люди жили в советские времена, жили в страхе и боятся до сих пор. Я хочу спросить: когда придет время и перестанете прикрываться советской эпохой? Если чье-то детство было очень трудным, наступает время, когда человек все равно должен взять на себя ответственность за свою жизнь и перестает обвинять во всем своего отца или мать.
Рута: Мы не говорим о чьем-то
191
Эфраим: Хорошо. Другими словами, через 25 лет люди начнут говорить?
Рута: Те, кто знает, будут давным-давно мертвы . Теперь они очень старые, а старость - это не то время, когда вы хотите стать героем.
Ефрем: Таким образом, единственный способ достичь нашей цели - обратиться к молодому литовскому поколению, к тем, кто не пережил советскую эпоху. Но это означает, что вы освобождаете от ответственности старшее поколение, так и литовскую власть.
Рута: Власти не хотят слышать правду, потому что того не хотят их избиратели. Правительство хочет остаться у власти. Это единственная его цель. Если кто-либо и будет расследовать, то никто не обратит на это слишком много внимания. Центр исследований геноцида и сопротивления Литвы составил список из 2 205 человек, которые, возможно, внесли свой вклад в Холокост и отправили его правительству Литвы. Вы думаете, что-нибудь случилось? Ничего не случилось. Так что, если бы бабушка из Линкменай сказала по телевизору о том, что отец ее соседа стрелял евреев? Стрелял, ну и что, как сказал мною цитированый литовский историк.
Эфраим: Но тогда наконец откроется истина.
Рута: А что из того? Какая польза
Ефрем: Большая польза для Литвы и ее общества.
Рута: А кто есть то литовское общество? Я говорю о позициях этого старушки.
Эфраим: Общество, в котором она живет, будущее которое ее заботит.
Рута: Но ...
Эфраим: Я знаю, что ты сейчас говоришь. То, что старушка живет в своем маленьком мире, в маленькой бедной деревенской хижине без туалета и воды. Её не заботит какое-либо общество. Общества для нее нет. Все это очень печально.
Каварскас Каварск
XIX век В конце года в Каварске проживало 979 евреев (63,3% от общей численности населения города).
Каварск - дом моей бабушки, место рождения моего отца. Дом все еще находится на главной улице Укмерге. Во дворе был колодец. Старик Ванагас, как его называли в семье, доставал воду и уронил бадью. Его сын, Витукас, единственный брат моего отца, сидел у колодеца.
Вращение рукоятки ворота колодца поражает мальчика в голове. Через десять дней Витукас умер, все эти десять дней он кричал от боли. Только родившись умерла его сестра Эмилия, и его сестра Валерия. Ей было 21 год, незадолго до войны подкосил туберкулез. Все остальные члены семьи были высланы в Сибирь Советами. Выслали из за моего деда.
На Каварском кладбище похоронена вся моя семья. Кладбище украшеное, все могилы обсажены цветами, ухожены. Я постояла у могил семьи, хотя на этот раз у меня не было свечей.
193
«Впервые в моей жизни я нахожусь на католическом кладбище, - говорит Зурофф. Но наше путешествие происходит
На этом кладбище есть также памятник моему дедушке Ионасу Ванагасу, хотя он умер где-то в Карлаге, в лагере в Казахстане. Его дело в Литовском специальном архиве небольшое - один 96-страничный том для двоих: мой дедушка и его сосед Балиус Шимке, советами, арестованный в том же году в 1945 году 20 января. Они оба были участниками одного дела, и они были приговорены, а затем они были заключены в тюрьму. Вернувшись из лагеря, Шимке сказал нам, что Йонас Ванагас провел полгода в своем лагере и в 1946 году 16 февраля умер замерзшим на лагерных нарах.
Свидетели дела говорят, что Йонас Ванагас был богат - 50 гектаров земли, 6-8 лошадей, 14 коров, 16-18 овец и большой дом. Он рассердился - Советы отняли у него 20 гектаров земли и передали их безземельным Каварска.
Он был довольно старым в начале войны - 60 лет, поэтому ему не пришлось носить оружие с молодыми повстанцами по Каварску.
Что действительно сделал мой дед? Три свидетеля говорят одно и то же: он был человеком, уважаемый немцами, имел браунинг и был членом нацистской судебной комиссии.
В самом начале войны комиссия сформировала список из 10 активистов. Эти активисты были расстреляны в самом начале войны. Кто они?
Только евреи? В деле упоминается только одна фамилия убитого - секретарь комсомольской организации Яков Овчиников.
Мой дед не признал мою вину в суде. Он был приговорен к 15 годам тюремного заключения на основании свидетельств трех свидетелей. Как это было на самом деле, дед? А не врали ли свидетели? может мстили за что нибудь?
2015 Август
Мы в Каварске. Мы не знаем места резни, они просто не отмечены. На центральной улице Каварска мы видим пожилого человека. Человек по имени Ромас, работает завхозом по соседству и знает все. У Ромаса есть время и он соглашается все
показать. Спрашиваем, где была синагога, где начальником местной полиции
194
Мажейкой в августе 1941 году, были согнаны евреи Каварского района, их убили - 500 человек.
Синагога стоит в самом центре Каварска. Она приватизирована. В советское время здесь был продуктовый магазин, теперь это склад и гаражи одного промышленника. Конечно, нет никаких признаков того, что было до войны или во время войны. Мать промышленника открывает нам бывшую синагогу. Идем по обломкам железа , автомобильным запчастям, поднимаемся на второй этаж синагоги. Как здесь помещалось 500 человек, чем они дышали за два дня до их смерти в Укмерге? Как они жаждущие, голодные, заключеные в тесноте - молились и верили?
Спрашиваем Ромаса о смерти 10 еврейских активистов в Каварске. Один из вариантов - кладбище атеистов, другой - деревня Пумпучяй, недалеко от Швянтойи. Наверное, там. Римас едет вместе с нами в деревню Пумпучяй на полях близ Каварска. Нет знака, нет указателя на место казни. Дорожка заканчивается , путь вниз километр по тропинке идем пешком. Путь почти не виден, трава высока, у реки - плотные заросли. Даже река не видна. «Надо когда нибудь скосить, - говорит
Ромас. В кустах - небольшой памятник. Кто-нибудь приходит сюда? Едва ли. Пара из Израиля в прошлом году, Римас и привел их. Зуров стоит и молчит. Я вижу, как он смотрит на улитку, ползающую по памятнику. Я забираю ее. Затем он говорит молитву Кадиш, мы ждем с Ромасом в стороне. Молчим.