Наши собственные
Шрифт:
– Леша, помоги!
– крикнул Юра, чувствуя, что он вот-вот свалится с заоблачных высот.
– Нашел дурака!
– Как тебе там, Юматик?
– жалобно спрашивает Пинька.- Держишься?
– Неуютно как-то наверху. Дай молоток.
– На.
– А гвозди?
– Держи.
Кое-как приспособившись, Юматик начинает прибивать плакат. "Строительные леса" качаются. Пинька краснеет от напряжения, а на его поднятое кверху лицо сыплется то известка, то гвозди.
Пинька с ужасом думает,-
Леша, засунув руки в карманы и широко расставив ноги, то и дело покрикивал командирским голосом:
– Не так, Юрка! Выше, теперь ниже! Пыхтишь, как паровой молот, крыса маринованная! Левей, левей!
– А теперь как? Прямо?
– с надеждой спросил Юра и, откинувшись назад, сокрушенно пробормотал: - Крен двадцать пять градусов.- От огорчения или от крена он пошатнулся, уронил молоток, гвозди, плакат и свалился к ногам огорченного Пиньки.
– Теперь великолепно,- иронически похвалил Леша.
И Пинька, глядя на Юру, который, морщась, растирал ушибленные места, изменил своему другу.
– Эх ты, шляпа! Надо бы сразу Хорри позвать. Хорри! Хорри!
Хорри вошел мягкими неслышными шагами, молча оглядел ребят, вспрыгнул на стол, быстро и ловко прибил плакат и привел все в порядок.
– Молодец!
– бросила Лиля и в первый раз за день приветливо улыбнулась.
– Благодарю вас, мадемуазель,- раскланялся Леша,- благодарю за похвалу. Он герой! Гвоздь вбил!
Хорри даже не посмотрел на кривляющегося Лешу и вышел из комнаты.
Юра возмутился:
– Ты полегче, Лешка,- говорит он, наступая на него с кулаками. (И верный Пинька следует за ним шаг за шагом).- Сам только ругаться да командовать умеешь.
– Ну и очень хорошо, что умею... как папа... Мой папа, ого, как ругает служащих! Он директор!
Лиля с любопытством рассматривала Лешку, как индейского петуха или заморского попугая.
– Директор чего?
– Универмага. А твой?
Лиля пожала плечами.
– Если тебе так интересно,- заведующий...
– У... мелочь!
– свистнул Леша.- Заведующий? Чем?
– Кафедрой,- спокойно ответила Лиля.
И тут Юра, ученый Юра, не выдержал и показал Леше язык:
– Что, съел?
Вот-вот готова была вспыхнуть драка, но тут часы пробили два.
Бой часов был слышен и во дворе, где Хорри подметал дорожку, и на террасе, где Василий Игнатьевич и девочки вешали гирлянды, и в спальне, где Таня убирала постель Лили, и достиг ушей Анны Матвеевны.
– Два часа!
– закричала старушка.- Через час все будут здесь, а у нас еще ничего не готово. Скорей! Скорей! Таня! Хорри! Девочки!
И что был утренний аврал по сравнению со смерчем, шквалом, штормом, который начался сейчас! Даже одноглазый петух не выдержал и, боясь, что его заставят
Только Лиля по-прежнему сидела на диване и спокойно читала книжку.
3. Тревога
Час проходил за часом.
Стыли в кухне на столе румяные пирожки; вкусный парок от них становился все слабее и слабее.
Поднявшийся ветер, врываясь в окно, трепал кумачовый лоскут с радушной надписью: "Добро пожаловать!"
А никто не жаловал...
В чисто прибранном доме делать было нечего, оставалось только ждать, а ждать становилось с каждой минутой все скучнее и скучнее.
По тщательно подметенным и посыпанным золотистым песком дорожкам не только бегать, но и ходить Хорри не разрешал,- пусть остаются нарядными к приезду. За празднично накрытый стол Анна Матвеевна не усаживала, а он манил своей хрустящей скатертью, белыми салфетками, цветами... Да и время обеда давно прошло.
В кухню никто не допускался, а оттуда неслись та - кие вкусные запахи!
Ребята слонялись без толку по начищенному и надраенному, как боевой корабль, дому. Пинька залез на крышу и чувствовал себя "впередсмотрящим", Муся и Катя то и дело выбегали на крыльцо; Таня не отходила от своего окна, а Юра бродил сосредоточенный и употреблял огромные усилия, чтобы не позволить себе начать очередной, совершенно уже отчаянный опыт.
Все томились ожиданием.
Но вот солнце ушло за лес. Закатное небо багрово полыхало, и дым от тлеющего в лесу торфа кое-где поднимался над вершинами дальних сосен густыми черными клубами. Похолодало.
Все поняли: сегодня уже никто не приедет.
Вздыхая и хмурясь, Анна Матвеевна позвала, наконец, ребят обедать.
За огромным столом девять ребят сидели маленькой кучкой, словно затерянные в снежной пустыне путешественники.
– Этот стол, как Ледовитый океан,- сказал Юра,- и салфетки на нем, как торосы.
Никто не улыбнулся шутке: все устали.
Анна Матвеевна внесла блюдо пирожков. Они лежали румяной горкой, золотистые, словно облитые солнцем.
– Ну что ж,- сказала Анна Матвеевна осуждающе и строго,- делала, делала, пекла-пекла, а сейчас съедим? Ведь к завтраму зачерствеют! К завтраму новые надо печь!
Лиля молча отодвинула свои пирожки и стала есть простоквашу.
– Ты что это, матушка?
– подозрительно спросила Анна Матвеевна.- Не нравятся, что ли?
– Я никогда не ем на ночь теста,- ответила Лиля,- это вредно.
В другой раз из-за этих слов, может быть, и разразилась бы гроза, но сегодня Анна Матвеевна только махнула рукой.
После ужина, необычно рано, ребята разошлись по спальням. Старики и Таня с Герой потолковали еще немного, подумали что могло задержать Ольгу Павловну, всегда такую аккуратную, и тоже отправились на покой.