Наши за границей
Шрифт:
— Непремнно нужно спросить кондуктора.
— Кондукторъ-то совсмъ не показывается въ вагон. Какъ посмотрлъ наши билеты въ Женев, такъ и исчезъ. Право, меня беретъ сомнніе, туда ли мы демъ.
— Ты разгляди хорошенько книжку билетовъ и сообрази, были-ли т станціи, на которыя намъ даны билеты. На билетахъ написаны станціи, — старался пояснить Николай Ивановичъ, досталъ книжки билетовъ и вмст съ женой сталъ ихъ разсматривать. — Вотъ Бернъ… вотъ Цюрихъ… Прозжали-ли мы мимо Берна и Цюриха? — задалъ онъ вопросъ.
— Да кто-же ихъ разберетъ! —
На слдующей-же станціи Глафира Семеновна, высунувшись изъ окна, кричала проходившему мимо вагона кондуктору:
— Херъ кондукторъ! Коммензи бите! Внъ… Во Внъ?
Но слова «Внъ» онъ не понималъ и отвта никакого не далъ. Наконецъ, кельнеръ, разносившій мимо вагоновъ пиво на поднос и у котораго Николай Ивановичъ выпилъ два стакана, сжалился надъ супругами и спросилъ по-нмецки:
— Wie heiss die Station?
— Внъ… Штадтъ Внъ… — повторила Глафира Семеновна и показала книжку, а въ ней билетъ, на которомъ было написано: «Wien».
— Wien, — прочиталъ кельнеръ, улыбаясь, и прибавилъ по-нмецки:- Это далеко… это Австрія, а вы въ Швейцаріи.
— Винъ… Винъ… — подхватила Глафира Семеновна. — Винъ по-нмецки Вна-то называется, а не Внъ… — пояснила она мужу. — А я-то Внъ. Онъ говоритъ, что Винъ еще далеко. Ну, а сидимъ-то мы въ томъ вагон, въ которомъ слдуетъ? Вагонъ истъ Винъ? — Допытывалась она у кельнера.
Тотъ началъ говорить что-то по-нмецки, но паровозъ свистнулъ, и поздъ помчался.
Часа черезъ два въ купэ вошелъ, однако, кондукторъ, мрачно осмотрлъ книжку билетовъ оторвалъ изъ книжки нсколько билетовъ, въ томъ числ и билетъ съ надписью «Цюрихъ», сказалъ супругамъ:
— Z"urich 12 Minuten… In Romanshorn m"ussen Sie umsteigen.
— Такъ и есть: пересадка! — воскликнули супруги, услыхавъ знакомое имъ слово «umsteigen» и испуганно стали допытываться y кондуктора, гд должна быть эта самая пересадка и въ которомъ часу.
Разговоръ былъ долгій, но ни кондукторъ, ни супруги другъ друга не поняли и разстались въ недоумніи.
LXXXIII
Всю ночь пробыли супруги въ тревожномъ ожиданіи пересадки изъ вагона и не смли ни на минуту заснуть, а сонъ между тмъ такъ и клонилъ ихъ. Въ Цюрих, гд стояли 12 минутъ, Глафира Семеновна, суя желзнодорожнымъ сторожамъ по два и по три французскихъ пятака, какъ она называла мдныя десятисантимныя монеты, раза четыре спрашивала: «ви филь уръ умштейгенъ» и при этомъ показывала свою книжку билетовъ, но сторожа хоть и разсматривали книжку, разводили руками и отзывались незнаніемъ.
— Чортъ знаетъ что такое! Даромъ только деньги загубила. Никто не знаетъ, когда будетъ это проклятое «умштейгенъ», — тревожно обратилась она къ мужу. — Прозваемъ пересадку, непремнно прозваемъ, и продемъ туда, куда не слдуетъ.
— Да не прозваемъ. Надо только не спать, — отвчалъ Николай Ивановичъ.
— Не спать, а самъ ужъ клюешь носомъ. Нюхай ты хоть нашатырный спиртъ, пожалуйста. Вотъ я сейчасъ дамъ теб банку нашатырнаго спирта.
Глафира
Явился кондукторъ осматривать билеты. Опять разговоръ о пересадк.
— Стой, суну ему два франка въ руки. Авось, дло выяснится, — сказалъ Николай Ивановичъ. — А ты, Глаша, скажи ему по — французски или на нмецки, чтобы онъ показалъ намъ, гд долженъ быть этотъ ихній «умштейгенъ».
Николай Ивановичъ таинственно поманилъ кондуктора пальцемъ, и когда тотъ наклонился къ нему, сунулъ ему въ руку два франка. Кондукторъ недоумвалъ. Глафира Семеновна заговорила:
— Монтре ну иль фо умштейгенъ.
— Ja, ia… Das ist in Romanshorn… Station Romanshorn…
— Станція Романсгорнъ, — подхватилъ Николай. Ивановичъ.
— Да, да… Но вдь мы не знаемъ, въ которомъ часу мы на нее прідемъ, — отвчала Глафира Семеновна и снова обратилась къ кондуктору:- Умъ ви филь уръ Романсгорнъ?
— Um f"unf Uhr Morgen…
— Въ пять часовъ. Такъ… Le matin? Утромъ?
— Le matin, le matin.
— Такъ вы вотъ что… Коммензи инъ вагонъ и загензи, когда будетъ Романсгорнъ. Загензи: хиръ вотъ Романсгорнъ.
— Sie wollen schlafen? O, ja, ja… Schlafen Sie rujig. Ich werde zu Jhnnen fommen und sagen, — успокоилъ ихъ кондукторъ, понявъ такъ, что супруги хотятъ заснуть и боятся проспать.
— Придетъ, придетъ и скажетъ, когда нужно пересаживаться, — успокоила мужа Глафира Семеновна.
Хотя и общался кондукторъ придти въ вагонъ и сказать, когда будетъ станція Романсгорнъ, но супруги все-таки не спали и ждали. Какъ только они начинали дремать, сейчасъ-же нюхали нашатырный спиртъ.
Но вотъ наконецъ опять вошелъ кондукторъ и съ улыбкой произнесъ: «Романегорнъ». Супруги засуетились и начали хвататься за свои саквояжи и подушки.
— Будьте спокойны. Какъ прідемъ — сейчасъ я вамъ доставлю носильщика, — сказалъ кондукторъ по-нмецки.
Николай Ивановичъ схватилъ руку кондуктора и радостно потрясъ ее, сказавъ «мерси».
Вотъ и станція Романсгорнъ. Поздъ остановился. Вошелъ носильщикъ и схватилъ вещи супруговъ.
— Винъ, Винъ… Виръ фаренъ Винъ… Въ Вну демъ… Въ Внскій вагонъ надо перессть, — поясняла ему Глафира Семеновна. — Винъ вагонъ.
— Ja, ja… Bitte schneller, Madame… — торопилъ носильщикъ, вытаскивая изъ вагона вещи.
LXXXIV
Носильщикъ съ саквояжами и съ подушками шелъ черезъ рельсы мимо стоящихъ на запасномъ пути вагоновъ. Супруги слдовали за нимъ. Пройдя черезъ нсколько запасныхъ путей, носильщикъ повелъ супруговъ по дорожк какого-то сада. Было темно и только въ отдаленіи мелькали огоньки.
— Господи! Да куда-же онъ насъ ведетъ? — возмущалась Глафира Семеновна. — Намъ нужно въ внскій вагонъ садиться, a онъ тащитъ насъ по саду. Ужъ не думаетъ-ли онъ, что мы хотимъ остановиться въ этомъ поганомъ Романсгорн, и не ведетъ-ли насъ въ гостинницу? Послушайте! Во-хинъ? Намъ нужно въ вагонъ. Вагонъ инъ Винъ.