Наши за границей
Шрифт:
Немец молчал и улыбался. Николай Иванович продолжал:
– С вашей еды силы не нагуляешь. Мы вот в вашем Кёнигсберге вздумали поесть, эссен, a нам подали котлеты меньше куриного носа; a у нас коммензи в трактире Тестова в Москве, так тебе котлету-то словно от слона выворотят. Ваши котлеты – клайн, a наши котлеты – гросс.
В довершение всего Николай Иванович стал рассказывать немцу о казацкой ловкости на коне и даже стал показывать в вагоне некоторые приёмы казацкой джигитовки.
– A у вас, у дёйч солдат, ничего этого
– Да что ты ему рассказываешь-то, – заметила мужу Глафира Семёновна. – Ведь он всё равно по-русски не понимает.
– Да ведь я с немецкими словами, так как же не понять! Не бойся, понял, – подмигнул Николай Иванович. – Понял и умолк, потому чувствует, что я правду…
Вечером приехали в Берлин. Поезд, проходя над улицами и минуя громадные дома с вывесками, въехал наконец в блестяще освещённый электричеством вокзал и остановился.
– Вот он, Берлин-то, – воскликнул Николай Иванович. – Тут уж, и не спрашивая, можно догадаться, что это Берлин. Смотри, в вокзале-то какая толкотня. Словно в Нижнем во время ярмарки под главным домом, – обратился он к жене. – Ну, выходи скорей из вагона, a то дальше куда-нибудь увезут.
Они вышли из вагона.
– Багаже где можно взять? Багаже? – сунул Николай Иванович какому-то сторожу квитанцию.
– Weiter, mein Herr, – отмахнулся тот и указал куда-то рукой.
– Багаже… – сунулся Николай Иванович к другому сторожу, и опять тот же ответ.
Пришлось выйти к самому выходу из вокзала. Там, около дверей, стояли швейцары гостиниц, с медными бляхами на фуражках, и приглашали к себе путешественников, выкрикивая название своей гостиницы. Один из таких швейцаров, заслыша русский разговор Николая Ивановича и Глафиры Семёновны, прямо обратился к ним на ломаном русском языке:
– В наш хотель говорят по-русски. В наш хотель первая ранг комната от два марка до двадцать марка!
– Глаша! Слышишь! По-русски болтает! – радостно воскликнул Николай Иванович и чуть не бросился к швейцару на шею: – Голубчик! Нам багаж надо получить. По-немецки мы ни в зуб, и уж претерпели в дороге от этого, яко Иов многострадальный! Три немецких полтинника на чай, выручи только откуда-нибудь багаж.
– Можно, можно, ваше превосходительство. Давайте ваш квитунг и садитесь в наша карета, – отвечал швейцар.
– Вот квитанция. Да кроме того, надо саквояжи и подушки получить. Мы растерялись в дороге и забыли в вагоне все наши вещи.
Николай Иванович передал швейцару происшествие с саквояжами.
– Все сделаю. Садитесь прежде в наша карета, – приглашал швейцар.
– Да нам не нужно кареты, мы не останемся в Берлине; мы побудем на вокзале и в Париж поедем. Нам не нужно вашей гостиницы, – отвечала Глафира Семёновна.
– Тогда я не могу делать ваш комиссион. Я служу в хотель.
Швейцар сухо протянул квитанцию обратно.
– Да уж делайте, делайте! Выручайте
Через четверть часа супруги ехали по ярко освещённым улицам Берлина в гостиницу.
– Не поезжай к ним в гостиницу – ни подушек, ни саквояжей своих не выручили бы и опять как-нибудь перепутались бы. Без языка – беда, – говорил Николай Иванович, сидя около своих вещей.
Анафемская клетка
– Ну уж ты как хочешь, Николай Иванович, a я здесь, в Берлине, больше одной ночи ни за что не останусь. Чтоб завтра же в Париж ехать! С первым поездом ехать, – говорила Глафира Семёновна. – Немецкая земля положительно нам не ко двору. Помилуйте, что это за земля такая, где куда ни сунешься, наверное не в то место попадёшь.
– Да уж ладно, ладно, завтра поедем, – отвечал Николай Иванович. – Пиво здесь хорошо. Только из-за пива и побывать стоит. Пива сегодня попьём вволю, a завтра поедем.
– Я даже и теперь-то сомневаюсь, туда ли мы попали, куда следует.
– То есть, как это?
– Да в Берлин ли?
– Ну, вот! Как же мы иначе багаж-то наш получили бы? Как же забытые-то в вагоне саквояжи и подушки выручили бы? Ведь они до Берлина были отправлены.
– Всё может случиться.
– Однако ты видишь, по каким мы богатым улицам едем. Всё газом и электричеством залито.
– A всё-таки ты спроси у швейцара-то ещё раз: – Берлин ли это?
Николай Иванович поднял стекло кареты и высунулся к сидящему на козлах рядом с кучером швейцару.
– Послушайте… Как вас? Мы вот всё сомневаемся, Берлин ли это?
– Берлин, Берлин. Вот теперь мы едем по знаменитая улица Unter den Linden, Под Липами, – отвечал швейцар.
– Что ж тут знаменитого, что она под липами? У нас, брат, в Петербурге этих самых лип на бульварах хоть отбавляй, но мы знаменитыми их не считаем. Вот Бисмарка вашего мы считаем знаменитым, потому в какой журнал или газету ни взгляни, – везде он торчит. Где он тут у вас сидит-то, показывай. В натуре на него всё-таки посмотреть любопытно.
– Fhrst Бисмарк теперь нет в Берлине, господин.
– Самого-то главного и нет. Ну, a где у вас тут самое лучшее пиво?
– Пиво везде хорошо. Лучше берлинский пиво нет. Вот это знаменитый Бранденбургер-Тор, – указывал швейцар.
– По-нашему, Триумфальные ворота. Так это, брат, есть и у нас. Этим нас не удивишь. Вы вот их за знаменитые считаете, a мы ни за что не считаем, так что даже и стоят-то они у нас в Петербурге на краю города, и мимо их только быков на бойню гоняют. Скоро приедем в гостиницу?