Нашла себе блондина!
Шрифт:
– Ну-ка, что тут у тебя? Колготки порвались! А других нет, ситуация поистине трагическая, – засмеялся он. – Но поправимая. Сиди здесь, я добуду тебе колготки, чего бы мне это ни стоило!
И он почти бегом вышел из номера.
Господи, какой же он хороший! Конечно, колготки он вряд ли найдет, тридцать первого вечером, уже одиннадцатый час, но, может, оно и лучше, мы никуда не пойдем, останемся тут, вдвоем… – От этой мысли меня кинуло в жар. А еще я вдруг почувствовала, что ужасно проголодалась, просто живот подвело, я ведь с самого утра ничего не ела.
– На, держи!
Я ахнула. Он сунул мне новенькие импортные колготки, серого цвета, в красивой упаковке.
– Живо переодевайся, а то мы опоздаем! Да смотри, не порви опять, больше я уже ничем тебе помочь не смогу, если бы ты знала, чего мне это стоило! – засмеялся он.
Я помчалась в ванную и через несколько минут вышла оттуда, страшно довольная. Серые колготки замечательно шли к голубому платью.
– Таня, красавица моя! По-моему, я заслужил поцелуй!
Я вдруг расхрабрилась, подошла к нему, встала на цыпочки и чмокнула его в щеку.
– Это не поцелуй, это чистой воды профанация.
Дай-ка я сам…
Он схватил меня, обнял и поцеловал по-настоящему, как в кино. И целовал долго, но тут со мной случился новый конфуз – забурчало в животе от голода. Только бы он не услышал. Но он услышал.
– Господи ты боже мой, вечно мы, мужики, лезем целоваться, а девушка помирает с голоду. Ты небось с утра ничего не ела? Бледная совсем. На вот, возьми, замори червячка! – Он сунул мне небольшую шоколадку.
Я разломила ее и половинку протянула ему.
– Да что ты, ешь сама, девочкам полезно есть шоколад, у них… Ах, что я несу, у меня от тебя голова кругом идет. Танечка, нам пора!
Он подал мне пальто, взял под руку, и мы быстро пошли к лифту. Там опять было полно пьяных иностранцев.
– Это финны, – шепнул он мне. – У них сухой закон, вот они и ездят напиваться в Таллин и Ленинград, Как выходные или праздники, от них спасу нет!
Мы сели в другую машину, где за рулем был уже другой дядька. Этот молчал всю дорогу, и Никита Алексеевич с ним тоже не вступал в разговоры.
– Куда мы едем? – робко спросила я.
– За город, к моим друзьям. У них большой дом, тебе понравится.
Но мне не понравилось. Мне все там не понравилось, хотя я никогда раньше таких домов не видела.
Огромный, двухэтажный, комнаты большие, красиво обставленные, камин горит, елка до потолка, украшенная только серебристыми игрушками. Ни одного цветного шарика. Я понимала, что, наверное, это красиво, стильно, как сказала бы одна девчонка с нашего курса, но на меня почему-то от этой стильной елки веяло холодом, несмотря на камин. Народу было много, встретили меня вроде бы приветливо, но что-то мне все-таки мешало…
– Ник, где ты добыл такую прелесть? – подошел к нам пожилой дядька с какими-то моржовыми усами. – Как вас звать, милое создание?
– Таня, ее зовут Таня, и предупреждаю, руками не
– Да что ты, Ник, но любоваться-то можно? Давно уж в нашей компании не было таких юных дев! А что ж ты меня не представишь?
– Танечка, это Виталий Витальевич Авдеев, наш знаменитый режиссер, ты видела «Ничто не вечно»?
– Ник, не говори глупости, как Таня могла видеть «Ничто не вечно», если фильм сразу положили на полку?
А вот «Апрельские сны» вполне могла видеть, и «Майскими короткими ночами» тоже!
Я молчала, я этих фильмов, наверное, не видела или не запомнила, а режиссер, поняв это, сразу же утратил ко мне интерес. В компании было человек десять и все немолодые, некоторые даже старше Никиты Алексеевича. Около камина спал огромный, белый с черными пятнами пес. Он ни на кого не обращал внимания, не лаял, и я его не боялась и все посматривала в сторону большого, красиво накрытого стола. Несмотря на шоколадку и некоторую неловкость, которую я тут испытывала, мне ужасно хотелось есть. И Никита Алексеевич не забыл об этом. Он взял со стола пирожок и сунул мне.
– Съешь скорее!
Но я не могла… Мне было неудобно одной есть, казалось, все на меня смотрят. Так и сидела как дура, зажав пирожок в руке. Но тут появилась еще одна пара.
Хозяева дома. Высокая женщина в длинном серебристом платье и мужчина в черном костюме с галстуком-бабочкой.
– О, Марет, ты, как всегда, неподражаема! – неискренне, как мне показалось, воскликнула женщина в ярко-малиновом платье. – Эти серебристые тона…
– Но ведь мы встречаем год зайца, просто серый все-таки скучноватый цвет для праздника, согласитесь! – с едва заметным акцентом проговорила Марет.
– Но, кажется, это будет год синего зайца! – засмеялся кто-то.
– Синий заяц? – в притворном ужасе произнес Виталий Витальевич. – В нашем советском обществе нет места формалистическим вывертам, где вы видали синих зайцев? Нет, товарищи, надо быть ближе к природе, ближе к нашей социалистической действительности!
Он, конечно, придуривался, я сразу поняла. Видно, кого-то передразнивал.
– Никита, это и есть твоя девушка? – обратила на меня внимание великолепная Марет. – Что ж ты нас не познакомишь? Здравствуйте, Таня! – Она протянула мне руку с роскошным серебристым маникюром, а я с перепугу сунула ей руку, в которой был зажат пирожок, пирожок упал, на лице Марет промелькнула слегка брезгливая улыбка, меня бросило в жар, но Никита Алексеевич сразу пришел мне на помощь.
– Таня умирает с голоду, я сунул ей пирожок, а она стесняется, давайте наконец сядем за стол и проводим старый год, уже без двадцати двенадцать, между прочим! – Он поднял пирожок и отнес собаке. Та лениво повела носом и, не поднимая головы, приоткрыла пасть.
Раз – и нет пирожка!
Все стали рассаживаться. Никита Алексеевич обнял меня за плечи и усадил рядом с собой.
– Девочка моя, я так счастлив, что ты здесь, со мной…
– Я тоже, – прошептала я.
Он наливал мне вино, накладывал что-то на тарелку.