Насилие

Кэмпбелл Нения

— Способности ЭГО обеспечивают благополучие индивида. Возвращаясь к нашей дилемме с пончиками: ваше ЭГО может решить, что вместо пончика с желе вы можете попробовать не менее освежающий, но значительно более низкокалорийный банановый хлеб с маком.

Вэл, все еще думая о шахматных досках, подвешенных в пространстве, нахмурилась. Она пропустила его пример мимо ушей, уловив только конец. Банановый хлеб?

По крайней мере, ее лицо было не единственным отрешенным в аудитории. Пятьдесят восемь человек слушали послеобеденную — вечернюю лекцию

по психопатологии, и менее половины из них выглядели бодрыми, не говоря уже о том, чтобы быть внимательными.

Профессор Хендрикс выглядел все более расстроенным. Наконец, он отпустил их всех взмахом руки и вздохом.

— Надеюсь, что вы получаете от этого больше, чем показываете, — сказал он, повышая голос, чтобы его было слышно сквозь шуршание бумаг и застегивание рюкзаков. — Следите за своим ЭГО.

Солнце уже клонилось к закату, когда Вэл вышла на улицу. Небо мерцало золотом, напомнив ей о лампочке, которая вот-вот погаснет.

Мысли о письме пронеслись в ее голове.

Адрес принадлежал Лизе, и почерк принадлежал Лизе, но слова — все они были его.

Это он?

Та ночь запечатлелась в ее памяти, и как бы она ни старалась забыть — как отчаянно ей хотелось бы забыть — она не думала, что когда-нибудь сможет.

Если это был Гэвин, то он, должно быть, добрался до Лизы. Существовала только одна причина, по которой он мог это сделать.

Только по одной причине он пошел бы на такой риск. Он знал, что она все еще жива.

— Ну, привет тебе, Вэл.

Вэл вцепилась в свою рубашку спереди.

— Джейд. О боже, ты меня напугал.

— Ты чуть не налетела прямо на меня. Ты меня не видела?

Он прав. Она почти врезалась лицом ему прямо в грудь. Вэл покраснела.

— Извини, я просто кое-что вспомнила. Я сейчас немного не в себе.

— Должно быть, твои мысли были довольно напряженными.

— Наверно.

Его взгляд скользнул по ее запястьям.

— У тебя там хорошая коллекция.

Она проследила за его взглядом и поняла, что он имел в виду браслеты.

— Ах, это? Они от рейверов. Нашла в беспорядке в нашем общежитии.

«Ты такая идиотка».

— Можно мне один?

Она пожала плечами и протянула руку, которая лишь слегка дрожала.

— Выбирай.

Джейд легко взял ее за запястье и выбрал сине-зеленый браслет. Его пальцы были шершавыми на тонкой, как ткань, коже. Что-то загудело у нее в ушах, и она почувствовала, как участился ее пульс, когда он посмотрел ей в глаза.

«Он не хочет тебя».

— Я хотел сказать тебе — и Мэри — что мне было очень весело прошлой ночью. — Он со щелчком натянул браслет, чтобы тот обхватил его руку. — Ваша комната определенно была лучшей из всех.

— Спасибо, — сказала Вэл, — но Мэри занималась всеми украшениями и прочим. На самом деле я не так уж много сделала.

— Ты была там, — объяснил он. — Ты танцевала со мной.

Жар пробежал по ее горлу.

— Да.

— Ты покраснела.

Она изучала свои кроссовки.

— Знаю.

— Слушай,

это может показаться немного неожиданным — и если ты в шоке, я полностью понимаю, но — ты не хочешь как-нибудь выпить чашечку кофе?

— Ум?

— Кофе. Ничего слишком шикарного, не волнуйся. Я подумал о кафетерии в Студенческом союзе. Там довольно хорошо. — Вл вспомнила слова Мэри, сказанные ранее: «Эти вещи могут произойти довольно быстро, если ты позволишь».

Джейд говорил с ней? Говорила ли она с Джейдом? Имело ли это значение?

Вэл долгое время была одинока. Вполне возможно, что она забыла, как быстро все это происходило. Джеймс пригласил ее на свидание всего после нескольких разговоров, хотя она знала его много лет, так что, возможно, это не считалось. И Гэвин...

Гэвин разбил ей сердце.

— Да, — сказала она, медленно выдыхая.

— Да? — Джейд приподнял бровь. — Что «Да»?

— Да, я выпью с тобой кофе. Мне бы этого хотелось.

— Отлично. Какой у тебя номер? Я позвоню тебе и сообщу дату и время.

Она отшатнулась, чувствуя головокружение. Было ли это увлечением? Или это был страх?

Была ли какая-то разница между ними?

***

Прошла неделя с тех пор, как Блейк получил письмо. Или Письмо, как он его себе представлял, написанное с большой буквы и имеющее самоназвание.

На конверте из манильской бумаги были имя и адрес Лизы, но, когда он открыл его, внутри оказался еще один конверт, совсем как у одной из тех русских матрешек. Бумага кремового цвета была мокрой от кирпично-красной краски, которая капала и пачкала светло-коричневый ковер на полу его комнаты в общежитии.

Из влажных недр конверта он извлек единственную черную пешку. Верхняя половина ее была отрезана, катаясь внизу, как отрубленная голова. Был только один человек, знакомый Блейку, который мог прибегнуть к чему-то настолько больному.

Это плохо.

Он мерил шагами свою комнату в общежитии. Там было чисто — во всяком случае, чище, чем обычно, — потому что его сосед по комнате отсутствовал. Вечера пятницы означали вечеринки, и Том принимал участие во всех мероприятиях, которые позволяло его расписание. Обычно Блейк приветствовал эти отлучки, поскольку они означали, что он мог позвонить Лизе, или спокойно учиться, или играть в «World of Warcraft», но сейчас... он чувствовал себя неуютно. Одиноко.

Напуганным.

Легкой добычей.

Уже несколько недель он чувствовал, что за ним наблюдают. Блейк сделал все возможное, чтобы взглянуть на ситуацию логически, чтобы компенсировать этот, казалось бы, иррациональный страх. После того, что произошло в прошлом году, некоторая паранойя вполне понятна. Между кошмарами и ухудшением здоровья его отца казалось удивительно, что его не заперли в какой-нибудь больнице.

Письмо все изменило. Оно было убедительным доказательством перед лицом ранее абстрактных страхов. Оно означало, что ему было чего бояться.