Насилие
Шрифт:
Колледж должен был стать ее безопасным местом. Она покрасила волосы, сменила имя. Только родители знали ее адрес и номер телефона, хотя Лиза, вероятно, тоже знала последнее. Сейчас.
Бедный Блейк. Бедный, бедный Блейк.
Единственное преступление, которое он совершил — это выжил в той страшной игре.
Вэл выбрала свободный столик в дальнем конце кафетерия. Она старалась не зацикливаться на автоматических дверях. Обрывки разговора доносились до нее, но она не могла разобрать ни одного слова. Приглушенные тона, отзвуки и интонации
«Никто здесь не знает, кто ты такая».
Вместо того чтобы утешить Вэл, эта мысль заставила ее почувствовать себя потерянной, плывущей по течению в пугающем море злобных незнакомцев. Она взглянула на часы. Пять минут. Пять мучительно долгих минут.
Мэри вернулась домой, когда Вэл собиралась, и уговорила ее приодеться. Теперь Вэл чувствовала себя чопорной и чересчур разодетой. Как неловко, если он ее бросит. Все об этом узнают.
«Жалкая».
Слезы навернулись ей на глаза. Как будто всего остального было недостаточно, ей придется еще иметь дело с отказом. Она поморгала. Та маленькая гордость, которой она все еще обладала, приказывала не плакать. Только когда она останется одна, где никто не увидит, как она расстроена.
— Привет, ты пришла.
Вэл подняла голову.
Джейд держал в одной руке два готовых эспрессо, в другой — учебник. Его наряд казался более официальным, чем в общежитии. На нем была голубая рубашка того же цвета, что и его глаза, и джинсовая куртка. Из-под воротника рубашки выглядывало ожерелье из ракушек каури.
«Хорошо, что он принарядился, правда?»
Предполагается, что это для нее? Мэри бы знала. Мэри умела разбираться в подобных вещах. Она нет.
— Тебе нужна помощь с этим? — спросила Вэл по поводу предметов в его руке.
— Нет, я справлюсь. Раньше обслуживал столики у Денни. — Он поставил напитки и книгу на стол, не пролив ни капли. — Кстати, об ожидании, ты давно здесь?
— Я? Нет. Только что пришла. Ты сказал в шесть, верно?
— Да, я пришел рано. Мои часы спешат. — Он сел, бросив рюкзак на сиденье между ними. Потому что это удобно или в качестве барьера?
— О, — произнесла Вэл, которая не носила часов.
— Ты хорошо себя чувствуешь?
— Аллергия. — Это было оправдание, которое она дала ему, не так ли? Она печально улыбнулась. — Хотя сейчас мне немного лучше.
— Это хорошо. — Он улыбнулся в ответ. — Я уже начал беспокоиться, что в конечном итоге сам выпью и то, и другое, пока не увидел эти часы. — Джейд кивнул на часы на стене. — Тогда я почувствовал себя полным придурком.
— Нет.
— О, да. Мне не хочется тебя огорчать, но я довольно странный, Вэл.
— Даже если так, все равно слишком много кофе.
— У меня был тест. Он сжигает много энергии.
Она в этом сомневалась. У Джейда не было темных кругов под глазами, как у большинства студентов колледжа. Она бы заметила — его светлый цвет лица не скрывал никаких недостатков. У Джейда казалось
Боже, эти двое, наверное, были активистами в старшей школе. Вэл могла только представить. Но мысли о старшей школе заставили ее подумать о... других вещах.
Она сделала глоток кофе. Было слишком горячо, но хорошо. Совершенно не похоже на пойло, которое Мэри продолжала оставлять плесневеть в кружках на своем подоконнике. Вэл улыбнулась. Она стала называть их «чашками Петри» Мэри, и вместо того, чтобы обидеться, Мэри от души расхохоталась.
Ее соседка по комнате была немного неряхой — они обе, на самом деле, — но она была доброй неряхой. Слишком добра, чтобы иметь такую негодную соседку по комнате.
— У тебя снова такое выражение лица.
Вэл слишком быстро поставила стакан с кофе. Немного молочно-коричневой жидкости выплеснулось за край.
— Какое выражение?
— Как будто ты за миллион миль отсюда и не прочь оказаться еще дальше, если бы могла.
Вэл сглотнула. Здесь он был совершенно прав. Она улыбнулась, как всегда, и сказала:
— Не миллион. Только восемьсот.
— Скучаешь по дому?
«Нет, меня тошнит от дома».
— Что-то в этом роде.
— Скучаешь по кому-то конкретному?
— Нет. — Слишком оборонительно.
— Никого?
Его глаза задержались на ней, пока она не опустила взгляд на свой стакан и не подумала, не сказала ли она слишком много. Горький вкус кофе прилип к ее языку с едкостью желчи, и она поймала себя на том, что судорожно сглатывает, чтобы подавить его.
О чем, черт возьми, она думала, говоря такие глупости? Была ли это какая-то ошибка по Фрейду? Признание собственной скрытой вины, пытающейся вырваться из ловушки подсознания, как муха, попавшая в паутину?
«Я бы хотела, чтобы он перестал так на меня смотреть. Как будто он видит меня насквозь».
Однако, если бы он мог, то сбежал бы в горы.
— Ты всегда такая задумчивая?
— Нет, да. Я не знаю. — Она посмотрела на свои руки, пока играла с крышкой от кофе.
Прошло еще несколько минут, прерываемых взрывами смеха, доносившимися с других столов. Периодически Джейд наклонял голову в том направлении, на его губах играла слабая улыбка, как будто он тоже хотел смеяться.
— Итак, эм, — она нащупала еще одно отверстие, — Маленькая птичка сказала мне, что твой папа преподает латынь?
— Что это за птичка?
— Птичка-Мэри, я думаю.
Это было невероятно неубедительно. Но он рассмеялся, благослови его господь.
— Она права.
— Ты хоть немного говоришь по-латыни? — В ту секунду, когда эти слова слетели с ее губ, она поняла, насколько глупым был этот вопрос. — Я имею в виду, помимо того, что ты сказал раньше. На знакомстве.
Джейд оперся руками о стол. «У него красивые руки, — поймала она себя на мысли. — Сильные».
— Что-то конкретное?
— Все, что угодно, мне все равно.