Насилие
Шрифт:
Вэл услышала, как женский голос спросил:
— У какого процента людей в нормально функционирующем обществе это есть?
— Что такое норма? — криво усмехнулся профессор.
Девушка-студентка покраснела.
— Просто нужно это понимать. Отвечая на ваш вопрос, один процент. — Профессор Хендрикс улыбнулся. — Однако, как и в случае большинства психических расстройств, тяжесть симптомов существует в непрерывном масштабе.
На самом деле очень интересно, что вы выбрали термин «нормальное общество», поскольку это правда, что многие социопаты
Антисоциальные личности для нас загадка. Трудно понять стиль восприятия, настолько отличный от нашего собственного. Мы так мало знаем о так называемом нормальном мозге... — Он замолчал. — Из того, что мы знаем о нейроанатомии, у людей с антисоциальным расстройством личности, по-видимому, меньше нейронных связей в лимбической системе и лобных долях, областях мозга, которые в основном отвечают за эмоции и исполнительные функции соответственно. У них также подавлена нервная система. Они, как правило, легко поддерживают длительный зрительный контакт без чувства тревоги или дискомфорта, которые обычно проявляют другие. При воздействии громких и внезапных раздражителей реакция испуга часто отсутствует.
Эмоции для них — тайна. Загадка, если хотите. Многие из них становятся искусными имитаторами, но их исполнение часто бывает, ну, бездушным.
Он включил слайды.
— Реабилитация часто оказывается безуспешной из-за этой мимикрии. Люди с антисоциальным расстройством личности часто являются внимательными наблюдателями и будут говорить и действовать так, как желает их терапевт. Печальная правда заключается в том, что попытки «вылечить» человека часто просто приводят к тому, что он становится лучшим лжецом.
Вэл посмотрела на экран.
Там был человек, где-то в заточении. Может быть, в тюремной камере. Его проколотые губы растянулись в слегка сардонической улыбке. Однако больше всего ее беспокоили глаза. Они были холодного темно-синего цвета, лишенные каких-либо ощутимых человеческих эмоций, смотрели так, словно пытались проникнуть сквозь объектив камеры в самые сокровенные мысли наблюдателя с другой стороны.
Ей вспомнилась фотография Гэвина, которую она видела в школе. Он держал арбалет так, словно собирался выстрелить из него в фотографа ежегодника. У Гэвина такие же глаза. Она прикусила губу. Длительный зрительный контакт. Да, так оно и было. У него была манера смотреть на людей свысока.
В тот момент, когда эта мысль пришла ей в голову, она поняла, что никогда этого не забудет, и это простое осознание разорвало ее внутренности в клочья.
Глава 16
Липовый цвет.
Вэл проснулась вся в поту.
Только не снова.
Еще один ужасный кошмар. Она схватилась за передний край своей майки, ожидая, что почувствует, как густая застывающая кровь из ее сна стекает по груди. Ее взгляд метнулся к пустой кровати Мэри, и
Где Мэри? Сколько сейчас? 12:15? Три часа до психопатологии. Она проспала больше половины дня. Снова.
Вэл поднялась на ноги и поморщилась, когда боль пронзила ее затылок.
Переспала.
Она схватила резинку для волос, собрала волосы в беспорядочный хвост и стала искать, что надеть. Одежда была разбросана по всему полу, в основном на той стороне комнаты, где жила Мэри. Вэл бросила кое-что из одежды на кровать Мэри и сдалась. У нее нет сил убираться. У нее нет сил что-либо делать.
Она все еще была напугана той последней лекцией. Преступником с глазами Гэвина.
Мэри установила кофеварку в ванной. В кувшине были остатки варева, приготовленного на прошлой неделе. Вэл с отвращением бормотала, соскребая заплесневелые остатки в раковину ванной. Она тоже была неряхой, но не настолько чтобы выращивать плесень.
Когда она мылась, то случайно заметила свое отражение в зеркале ванной. Еще больше прыщей появилось на ее щеках и лбу под веснушками, гораздо более заметных из-за ее белоснежного цвета лица. Волосы, жидкие и жирные от ночного пота. Она могла разглядеть сеть вен на своем лице, серо-зеленых под кожей, темно-фиолетовых на веках. Более темные тени под глазами.
Она выглядела ужасно. Не так ужасно, как ей следовало бы — не так, как если бы весь ее мир разлетелся на куски, острые, как бритвы, — но тем не менее ужасно.
Стоит накраситься. Ей придется это сделать, если она планирует покинуть комнату. Не то чтобы это имело значение. Ей не на кого было производить впечатление.
Вэл закончила наполнять чистый кувшин для кофе водой и закрыла кран. Как только кофе начал завариваться, она почувствовала себя немного бодрее. Пьянящий запах эфиопского варева был теплым и домашним. Это была та же марка, к которой был неравнодушен ее отец.
Резкий стук в дверь неприятно вывел ее из оцепенения, вызванного кофе, и тоскливых мыслей о доме.
«Мэри, почему ты никогда не берешь свой ключ?» — Вэл покачала головой.
— Почему ты не убрала...
Она замерла. В дверном проеме стояла Мэри, а Гэвин.
Ему удалось проскользнуть внутрь до того, как она успела захлопнуть дверь, закрыв ее с тяжелым стуком, от которого задрожали все окна вверх и вниз по коридору, когда он прислонился к ней спиной. Небрежно он наклонился, чтобы закрыть защелку. Она сжала руки в кулаки.
— Убирайся... убирайся или я закричу.
Его взгляд скользнул по ее рукам, прежде чем по-кошачьи прищуриться от веселья.
— Я уверен, что ты это сделаешь.
Она отбросила его руку в сторону с такой силой, что у нее защипало пальцы.
— Ты не можешь прикасаться ко мне.
— Это факт.
Она отступила на шаг, когда он оттолкнулся от двери, и почувствовала, как ее охватывает паника от того, что она проявила такую слабость.
— Не... не прошло трех дней, — выдавила она, стараясь не поникнуть, когда он сократил расстояние между ними.