Наследие Арконы
Шрифт:
Свет оказался ярок, и он захлопнул око, но тут же, исхитрившись, глянул из-под ресниц на обладателя зычного баса.
– Ну, дык, тебе и подарок мой тогда ни к чему. А то, гляди-ка, жена, чего я тебе притащил!
Из глубины комнаты Василий увидел, что в дверях стоит высоченный широкоплечий седобородый дед в тяжёлой и длинной, до самого пола, белой шубе.
Хитровато улыбаясь, старик полез за пазуху и извлёк оттуда золотистое крупное яблоко. Божественный аромат моментально заполонил всю горницу.
Женщина, оставив
Оглянувшись на парня, хозяйка живо поняла, что тот уже не спит, сколь Василий ни притворялся.
– С добрым утром, добрый молодец. Пора вставать.
Отбросив тёплую шкуру медведя, парень обнаружил, что на нём нет не то что гимнастерки, но даже армейского нижнего белья. Зато была какая-то холщовая рубаха до колен.
– Взять бы свечку в руки – сошёл бы за ангела-послушника, – подумал он.
– Ну, положим, на ангела ты не больно похож, а вот, на Ваньку-царевича – смахиваешь здорово! – бесцеремонно расхохотался Хозяин и, сбросив шубу, присел на скамью.
– Ну и стыд! – опять промелькнула мысль.
– А чего срамного-то? Ноги, как ноги. Мои, вон, волосатее.
Скинув здоровенный валенок, дед размотал портянку и показал заросшую густым рыжим волосом голень.
– Вот это ножища? – удивился про себя Василий, – Даже у Виктюка с Донбасса поменьше будет.
На это мужик ничего не ответил. Поднялся, да так, что дом под ним просел на какой-то миг – по крайней мере Василию померещилось. Шлепая ступнями по доскам, дед направился к кадушке с кипящей водой, что вынесла откуда-то женщина. А может, и не вынесла – это Василий не приметил, а только так решил. Кадушка была массивная – не для женских рук.
Хозяйка ж забрала дедову обувку и, подмигнув парню, снова зачем-то вышла.
– Долго же я спал, – промолвил Василий, испытывая почему-то странную робость в присутствии хозяев.
– Разве ж это долго? Иные и по сто, и по двести лет могут всхрапнуть. Время ничего не значит! – старец погрузил ногу в кипяток, блаженно зажмурившись.
– А понимаю, летаргический сон, называется. Фельдшер сказывал.
– А кто-то уже тысячу лет в беспамятстве, и всё – ничего, – пробасил ученый старик.
– Ну, тут ты, отец, загнул! – оживился Василий.
– Всё может быть, – лаконично вымолвил тот в ответ и хлопнул в ладоши.
То ли парню почудилось, но, скорее всего, так оно и было. Деревянная кадушка приподнялась на полом и зашагала из комнаты вон.
– Ёлки-палки? – Василий протёр глаза.
– Пойдем, умоемся с дороги! – предложил дед, оставшись, как и его гость, в одной рубахе. – А баб стыдиться нечего, видали и ещё голее.
Неожиданно для парня они вышли во двор.
– Видать, лесничество какое-то… – объяснил себе сержант.
Впрочем,
Тут Хозяин вообще скинул исподнее и, болтая здоровым мужским естеством, принялся обтираться снегом. Василий замер, глядя на мощный, достойный античных скульпторов, торс.
– Тебя как звать, отец?
– Кличут по-разному, когда Седобородым, когда Высоким, но чаще Власием, Власом стало быть! Эх, хорошо!… Зови и ты меня так – не ошибёшься!…Что, не любо такое мытье? – усмехнулся Влас. – Да, не та нынче молодежь. Не та!
– Батюшки! – всплеснула руками хозяйка, выбегая на крыльцо, – Эк чего удумал! Гостя простудишь!
– В здоровом теле, Виевна, здоровый дух! – обернулся к ней дед, даже не прикрывшись, и Василий отметил, что шея у Власа со спины почему-то синяя.
– У него дырка в плече…
– Была… ты хочешь сказать. А на шею мою, добрый молодец, не удивляйся. Это она из-за чужой жадности такая. Выпил, понимаешь, когда-то одну гадость. Вспоминать тошно. Но есть такое слово – надо.
Василий рванул с себя рубаху и уставился на едва заметную звёздочку чуть выше подмышки.
– Я тут подлечила тебя малость, – просто сказала Виевна.
– Спасибо, хозяйка? Но как? Каким образом.
– Пустяки, – молвила она, улыбнувшись.
Влас самозабвенно купался в сугробе. Василия при виде этого потянуло назад на печку. Буквально ворвавшись в дом с мороза, парень нашёл на скамье выстиранную да выглаженную гимнастерку, в которую немедленно облачился. Ещё раньше он приметил и свой тулупчик, все прорехи заштопала заботливая женская рука. Василий машинально ощупал подкладку, где у него были зашиты документы. Корочки на месте. В кармане тулупа некстати обнаружилась большая еловая шишка, измазанная смолой. Он оглядел помещение в поисках мусорной корзины, но ничего подходящего не нашёл. Правда, на широком подоконнике стоял высокий, объёмный горшок, полный чернозёму. Мусорить не хотелось.
Сержант подошел к окну и попытался расковырять ямку – авось, шишка-то и сгниёт.
Нестерпимый жар обжёг пальцы, Василий испуганно отдёрнул руку, едва сдержав бранные слова – на дне лунки искрился всеми цветами радуги яблочный огрызок.
– Эх, ты! Горемыка! – пожалела его Виевна, только что вернувшаяся в дом и помолодевшая на морозе лет эдак на двадцать.
– Ничо! Не будет персты совать, куда не следует! – ехидно заметил Влас, показавшись вслед за Хозяйкой.
– Я же не нарочно!