Наследие белых богов

Сидоров Георгий Алексеевич

«Если у вас нет второго вождя, вы никуда не денетесь, всё равно отступите», – думал я.

Так оно и произошло. Когда рухнул на снег утыканный стрелами урод, пёсьеголовые отступили. Два здоровенных самца, схватив за руки-лапы, тянули раненого. Оттащили его в безопасное место и стали между собой о чём-то совещаться. Вдруг между ними началась драка. Оба, схватив в руки дубинки, стали избивать друг друга. В это время остальные зверолюди, бросив на поле битвы своих раненых и убитых, обступили дерущихся. В это время ко мне подошёл один из воинов. Он тоже был ранен, но легко, и не обращал

на рану внимания. Увидев, что моя рана большая и я теряю много крови, он крикнул молодым женщинам, чтобы они как можно скорее принесли для перевязки выделанную заячью шкуру. Потом, показывая на дерущихся, он спросил меня, что у них происходит?

– Похоже, таким образом нелюди выбирают себе нового вожака, – усмехнулся я.

Жестом подозвав к себе друзей-соплеменников, я показал им на двух яростно дерущихся пёсьеголовых и приказал как можно скорее убить того, кто выйдет из схватки победителем. За время передышки мужчины отнесли в укрытия наших убитых, а женщины занялись ранеными. Наконец, в драке наметился перевес. Один лохматый урод стал одолевать другого. Побеждающего поддержали воем и криками его друзья по банде.

– Все по местам! – скомандовал я, с трудом поднимаясь на ноги. – Под копья не подставляться! Все стрелы – в цель!!!

После перевязки я чувствовал себя немного лучше. Но всё равно голова кружилась, и к горлу подступала тошнота.

«Наверное, это мой последний бой», – мелькнуло в голове.

Но на душе не было ни страха, ни сожаления. Всё шло так, как должно было идти. Жизнь – сплошная борьба и смерть от оружия врага, это вполне нормально. Новый вождь пёсьеголовых разбил своих воинов на две группы и приказал им атаковать наш лагерь не со всех сторон, как прежде, а с двух противоположных направлений. Видя его тактический приём, мы тоже разбились на две группы, каждая из которых, развернувшись в двойную цепь, стала обстреливать наступающих с трёх сторон. Снова раздались крики, и засвистели стрелы с дротиками. Копьеметалки наших противников позволяли кидать дротики не только далеко, но и точно. Поэтому мы опять стали нести ощутимые потери. Я видел, как один за другим падали на снег поражённые копьями воины, и от такой картины у меня сжалось сердце.

«Почему они медлят? – кусал я губы. – Неужели нельзя достать их нового ватажника? Он же на виду!»

И я, прикинув расстояние до командира уродов, попытался подойти поближе, чтобы, хорошо прицелившись, в него выстрелить. Но пока я плёлся, в горло людоеда вонзилась стрела, и, схватившись за неё руками, он мешком рухнул под ноги своим собратьям.

– Молодцы! – крикнул я своим воинам. – Бейте их, пока они не выбрали ещё одного предводителя! Теперь можно отпустить собак и идти в рукопашную! Вперёд, за наших детей и женщин!

Последние слова я уже прошептал. Жгучий удар в спину бросил меня лицом в снег. Приподнявшись на руках, я увидел, как спущенные с поводков собаки, одним прыжком преодолев барьер из стоящих на боку нарт, со свирепым рычанием набросились на нападавших. Через пару секунд рядом с остервеневшими псами оказались наши воины, и на головы людоедов обрушились палицы и кремниевые топоры.

Удар был внезапным и дерзким, чего нападавшие

никак не ожидали. Взвыв от отчаяния и боли, беспорядочной толпой они начали отступать. Сначала медленно, потом быстрее и быстрее. Наконец, отступление полуобезьян превратилось в настоящее бегство. В этот момент ко мне подбежали две молодые женщины. Одна из них попыталась вынуть из моей спины наконечник дротика, другая, опустившись на колени, посмотрела мне в глаза.

– Скажи, что нам делать? Мы выполним всё, что скажешь, – тихо прошептала она.

– Становитесь на лыжи, – прошептал я, – и догоняйте уродов. Они на своих плетёнках по снегу не ходоки. Расстреливайте их из луков, закидывайте копьями всех до одного. Иначе придут другие.

Тут перед глазами у меня потемнело, и я полетел куда-то в бездну. Очнулся я, лёжа на нарте. Кружилась голова и мучительно хотелось пить. Боль в спине и в ноге немного утихла, но всё равно я чувствовал, что медленно ухожу к предкам.

– Воды, – прошептал я.

Меня услышали. Нарта тут же остановилась, и кто-то сбросил с моего лица оленье одеяло.

– Он не умер, – раздался голос какой-то женщины. – Просит воды. Значит, будет жить.

У моих губ тут же оказалась кожаная фляга с холодной чистой водой, а знакомый голос одного из воинов стал подробно рассказывать о победе над пёсьеголовыми и о наших потерях.

–- В сражении погиб каждый третий мужчина, – вздохнул рассказчик. Среди женщин тоже есть убитые, но их значительно меньше.

– Это хорошо, – прошептал я. – Значит, род будет жить.

– Людоедов прикончили всех. От наших лыжников они не ушли, – улыбнулся воин. – Не будь тебя с нами, мы бы не победили. Поэтому ты должен жить.

– Не жилец я, – посмотрел я на воина. – Позови сюда уцелевших вождей, я хочу кое-что им сказать.

– Из всех, кто нами руководил, жив только ты, – погрустнел воин.

– Тогда, Ждан, – назвал я собеседника по имени, – пока не выберем нового вождя, тебе придётся быть военным руководителем рода. Я скоро уйду к предкам.

От моих слов лицо парня побледнело.

– Да-да, уйду. Я слышу их голоса. Но я постараюсь дожить до того времени, когда разведчики принесут весть о том, что ледяная пустыня кончилась, что впереди стоят леса, и зеленеют травы. А теперь иди и позаботься о раненных стариках и детях... Ты мне не сказал, сколько мы потеряли собак, – остановил я Ждана.

– Трёх, всего трёх. С собаками нам повезло, – услышал я его удаляющийся голос.

Когда я снова пришёл в себя, был уже вечер. Нарта, на которой я лежал, застыла на склоне холма, и мои глаза могли видеть, что там внизу.

«Вот они, долгожданные леса! – окинул я взором лежащий перед нами и качающийся на ветру ковёр из лиственничного мелколесья. – Значит, мы не зря шли на юг, на каждом привале хоронили тех, кто не перенёс лишений. Не зря сражались с людоедами. Всё это было сделано не зря! – посмотрел я на заходящее солнце. – Вот и мой жизненный путь завершился здесь, на этом хребте. Но я умираю счастливым».

– Он пришёл в себя! – услышал я знакомый женский голос. – Значит, будет жить!

И над моими глазами наклонились счастливые лица соплеменников.