Наследие Дерини
Шрифт:
Хьюберт медленно кивнул, стараясь приспособиться к новой ситуации, которая создалась по вине его брата, слишком поспешного в своих решениях.
— Да, мы удовлетворены, — произнес он негромко. — Если никакого приложения к завещанию не существует, то Манфред, вероятно, сделал именно то, что надлежало сделать еще некоторое время назад. Думаю, что та версия случившегося, которую мы предложим окружающим, их вполне удовлетворит. — Он покосился на Секорима, который был последним из присоединившихся к заговору. — Вы с этим справитесь, Секорим? Если нет, скажите сразу, и я отошлю вас в какое-нибудь дальнее аббатство, где вы сможете в мире и покое прожить до конца дней своих… если только
Разумеется, это было ложью чистой воды, поскольку он приказал бы убить Секорима на месте, если бы тот хоть на мгновение заколебался. Но у аббата Custodes, хотя он явно был потрясен услышанным, даже ресницы не дрогнули, когда он с серьезным видом кивнул.
— Ваша милость, я принес вам обет повиновения, — прошептал он. — Меня очень опечалила весть о безвременной кончине короля, но я убежден, что о нем заботились наилучшим образом.
На губах Хьюберта мелькнула самодовольная усмешка.
— Ну что ж, теперь я вижу, что мы с моим новым архиепископом Ремутским найдем общий язык, — заявил он. — Однако довольно об этом. Теперь мы стали регентами при новом короле. Сейчас слишком поздно, чтобы поднимать его с постели, однако матери следует сообщить печальные вести. Очень бережно, дабы скорбь ее не повредила нерожденному младенцу… и в присутствии лекаря, который немедленно даст ей успокоительное снадобье. После того как она как следует выспится, надеюсь, что шок уже пройдет, и она сможет поутру сопровождать нас в детскую к мальчику. А тем временем я усилю стражу у его покоев, однако до завтрашнего дня мы никому не должны сообщать о смерти короля. Вы согласны?
Остальные поспешили кивнуть, и он поднялся с места.
— Что ж, вот и отлично. Таммарон, пожалуйста, позовите мастера Джеймса и скажите ему, чтобы он приготовил снотворное для ее величества.
Чуть позже, когда Райсиль расчесывала королеве волосы перед сном, вошел архиепископ Хьюберт с одним из придворных лекарей, дабы сообщить королеве о смерти ее супруга. Райсиль догадалась, в чем дело, едва лишь они показались на пороге и стиснула руку королевы… И тут же поняла, что королева также обо всем догадалась, не успел еще Хьюберт и рте раскрыть. Побледнев, Микаэла сперва вскочила со стула, а затем вновь опустилась обратно, прикрыв лицо рукой, и Райсиль постаралась, как могла, смягчить шок, вызванный неумолимыми словами архиепископа.
— Полагают, что он не очень мучился, сударыня, — произнес Хьюберт негромко. — У него просто не осталось сил, чтобы пережить операцию. Я очень сожалею. Я попросил мастера Джеймса приготовить для вас снотворное. Очень советую вам выпить его — ради блага нерожденного ребенка, если даже и не ради вас самой. Поутру, если желаете, я… позволю вам сообщить обо всем юному Оуэну. Разумеется, теперь он становится королем, и нужно издать соответствующий указ и подготовиться к церемонии. Но, полагаю, что нет нужды будить его в столь поздний час.
Микаэла без единого слова кивнула, и Райсиль, взяв чашку у лекаря, протянула ее королеве и заставила выпить до дна. Та покорно повиновалась, и, с трудом переставляя ноги, отправилась в опочивальню. Вскоре она заснула. Слезы придут к ней лишь только поутру…
Глава XXXI
В чести ли дети его, он не знает. [32]
Микаэлу разбудил медленный глухой перезвон церковных колоколов и тупая боль в сердце от сознания того, по кому они звонят. Рядом с ней, одетая, лежала Райсиль, которая была ее верной хранительницей всю эту ужасную ночь. Заметив,
32
Иов 14:21
— Мика, ты должна быть сильной, — прошептала она.
Микаэла с тяжким вздохом обернулась к ней, радуясь, что ее не оставили в одиночестве в столь страшный час.
— У меня словно все онемело внутри, — отозвалась она. — Я знаю, что его больше нет, но почти ничего не чувствую. Это ты так устроила?
Райсиль медленно кивнула.
— Ты ожидаешь ребенка, а другой твой малыш сегодня будет особенно нуждаться в тебе. Мне не довелось потерять мужа, но мне было всего семь лет, когда умер отец. — Она тускло улыбнулась. — Когда я узнала об этом, мне пришлось всего лишь справляться со своим горем, хотя оно было безмерно. Но я-то, конечно, не стала в тот день королем.
Микаэла почувствовала, как слезы навернулись ей на глаза, но постаралась сморгнуть их, и решительно вытерла глаза рукой.
— Я попытаюсь, — прошептала она. — Помоги мне одеться. Я хочу быть готова, когда они придут, чтобы отвести меня к Оуэну. Как ты думаешь, он ни о чем не догадался, когда услышал колокола?
Райсиль покачала головой.
— Он еще совсем маленький. А за последние дни колокола звонят довольно часто.
Полчаса спустя, в глубоком трауре Микаэла вышла к своим одетым в черное придворным дамам, которые ожидали ее в гостиной. Опустив глаза, она бездумно вертела на пальце обручальное кольцо, которое подарил ей Райсем. Конечно, она бы предпочла увидеться с сыном без всяких церемоний, распустив волосы так, как он это любил, но придворный протокол требовал от королевы совсем иного, в особенности в такой день. Под суровым надзором леди Эстеллан Райсиль была вынуждена собрать роскошные волосы королевы в тугой пучок, а затем закрыть их покрывалом с вуалью, как и полагалось вдове. Микаэла ни единым словом не возразила против этого, однако упрямо отказалась надеть диадему с самоцветами, а велела принести ей легкий золотой обруч, украшенный серебряными розами — тот самый, который так любил Оуэн.
Теперь им оставалось только ждать. Придворные дамы Микаэлы расселись вокруг, бормоча молитвы, а Райсиль опустилась к ногам королевы, легонько опираясь головой ей на колени, по-прежнему мысленно внушая своей госпоже душевный покой и равновесие, — ибо она знала, что никто не позволит ей сопровождать королеву в детскую.
В дверь постучали. Райсиль тут же вскочила, а леди Эстеллан поторопилась открыть. Вскоре она вернулась, ведя за собой архиепископа с Секоримом, а также Таммарона и Ричарда Мердока. Их сопровождал королевский лекарь. Архиепископ с Секоримом низко поклонились, а Таммарон с Ричардом опустились на колени, чтобы поцеловать королеве руку.
— Ваше величество, свои соболезнования сегодня утром вам выражает регентский совет, — промолвил Хьюберт. — Спокойно ли вам спалось этой ночью?
— Со мной все в порядке, ваша милость, — отозвалась она, не встречаясь с ним взглядом. — Могу ли я теперь увидеть сына?
— Только если мастер Джеймс сочтет, что у вас хватит на это сил.
Микаэла вздохнула, и лекарь, бесшумно приблизившись, взял ее за запястье. Затем он отпустил ее руку и легонько пощупал лоб.
— Пульс ровный, ваша милость. Похоже, она вполне владеет собой, хотя день предстоит очень тяжелый. Ваше величество, могу ли я предложить вам какое-нибудь успокоительное снадобье, разумеется, не столь сильное, как вчера вечером? Я прекрасно понимаю, что вы желаете оставаться в ясном рассудке, когда будете говорить с королем.