Наследие Мортены

Борзых М.

Вся семья последние пять лет ждала от него вестей о помолвке, но он неизменно отвечал, что на нём семейная традиция дала сбой, не желая вдаваться в подробности личных проблем. Завтра откроется экспозиция предметов старины из Республики Саха-Якутия, а ещё через две недели, в канун Нового года, за ним прилетит самолёт, и он наконец-то отправится домой. Всего две недели и свобода, полнейшая свобода. Традиция всё-таки дала сбой.

Глава 2

Чёрт, как же болит голова. Утреннее падение явно не прошло бесследно. Шишка на затылке и тупая, ноющая боль стали моими спутницами. Настроения не прибавила и вполне заслуженная выволочка от шефа. Вот умеют

же некоторые, не кричать, не ругать, даже интонацию голоса не изменить, но так весомо припечатать, что уж лучше бы наорал.

– Ягерова, вот скажи мне, как ты умудряешься опаздывать, если живёшь в пятнадцати минутах ходьбы черепашьим шагом от работы? Сегодня от выговора тебя спасло только то, что Хааннаах и сам опоздал, – шеф укоризненно сверлил меня взглядом в поисках давно утраченной совести. – Речь на открытие выставки готова?

– Ночью скинула вам на почту, – с готовностью отрапортовала я, надеясь на смягчение приговора.

Шеф бегло просмотрел основные тезисы.

– Неплохо, надо только имена потренироваться произносить. Уж больно непривычные, – ещё один укоризненный взгляд в мою сторону, и я получила помилование. – Теперь понятно, почему опоздала. Кто ж до четырёх утра речи пишет, если к восьми на работу? Иди уже с глаз моих, ударница ночной смены!

– Шеф, это вы меня сейчас ласково со жрицами любви сравнили? – пошутила в ответ.

– Какая из тебя жрица любви? – подхватил он шутку, – так, сова недобитая.

– А вот сейчас обидно было, это что мне в случае увольнения дальше в ночные бабочки дорога закрыта?

– Брысь отсюда, я сказал! Ишь, ты, язва языкатая!

Я со смешком покидала кабинет, пока начальство сменило гнев на милость. Вырваться в травматологию и провериться на сотрясение так и не вышло, просто вылетело из головы, пока рассылала пресс-релиз на открытие выставки, проводила аккредитацию региональных журналистов и готовила анонсы мероприятий будущей недели. Да и смысла идти в больницу всё равно не было. За прошедший год я не позволила себе ни одного больничного, работала в режиме двадцать четыре на семь, ибо мой график предполагал сопровождение муниципального руководства на все более-менее крупные общественные, культурные, спортивные мероприятия в городе и районе. А их было достаточно не только в будние дни, но и в выходные.

Так что, забежав в круглосуточную аптеку за обезболивающим, наскоро приняв душ и употребив на ужин яичницу, я завалилась спать.

Проснулась с первым будильником, а не на пятом, как обычно. Состояние было похоже на жесточайшее похмелье, голова просто раскалывалась, как будто на неё надели кастрюлю и несколько раз ударили сверху молотком. Запивая очередную порцию обезболивающих кофе, я пыталась найти хоть один плюс в подобном пробуждении. Ну, хоть приду ко времени. Опоздания вообще мой бич, но только по утрам. По внутреннему режиму я стопроцентная сова, мозг включается часам к одиннадцати дня, но вполне активен до трёх-четырёх часов ночи. В студенчестве такой режим меня не раз выручал. Я старалась брать от жизни максимум: лекции, секции, подработки, посиделки с друзьями, поэтому до учёбы я добиралась в лучшем случае после полуночи. На качестве обучения это не сказывалось, поэтому родители просто качали головой и не вмешивались, не забывая, впрочем, мне напоминать, что весь мир живёт в другом графике и я жестоко пожалею, что не перестроила свой режим.

Скорее бы уже весна, так надоело жить кротом из сказки про Дюймовочку. Дневные сумерки длятся в лучшем случае часов шесть, остальное время непроглядная ночь. Ещё и эта постоянная сырость, чтоб её, которая за осень пробирает до самых костей так, что уже начинаешь мечтать о морозе, хрусте снежка под ногами. Иногда с чашкой кофе, обмотанная пледом, в маминых шерстяных носках я признавалась сама себе, что самую малость жалею,

что сбежала от родительской опеки именно в этот город на Северо-Западе нашей необъятной Родины. Что мне мешало съехать куда-то поближе к югу?

Таблетки, наконец, подействовали, и голова перестала напоминать вечевой колокол. Ранний подъём позволил не торопиться и спокойно прогуляться до краеведческого музея, где через пару часов откроется экспозиция. Само здание музея – прекрасный образец древнерусского зодчества, с крышами-луковицами, массивными стенами толщиной около метра, маленькими окошками и деревянными лестницами с резными балясинами.

Сейчас здание музея казалось каким-то волшебным, тихим, укрытым белым пушистым покрывалом выпавшего за ночь снега. Дорожки ещё не успели прочистить, но уже видна протоптанная тропинка к главному входу. А вот и матовые чернобокие мерседесы наших якутских гостей. Не удивительно, что ими уже были обследованы все подступы к комплексу музея, ведь безопасность и сохранность коллекции Хааннаахи взялись обеспечивать самостоятельно. По прикидкам экспертов, стоимость всей коллекции потянет на несколько сотен миллионов. И явно не рублей. Поэтому вполне объяснимо, что за последнюю неделю вся территория музея ощетинилась камерами видеонаблюдения, датчиками движения, всевозможными сигнализациями. Сама экспозиция разместилась в главном зале музея в витринах с бронированными стёклами.

Откровенно говоря, толщина стен бывшего монастыря выдержала даже немецкие бомбёжки в период Великой Отечественной войны. Поэтому, если нас не планируют расстреливать из зенитно-ракетных комплексов, выставку мы точно переживём.

Вообще, конечно, странно, что такая экспозиция проходит в городке районного масштаба. Наш региональный центр два месяца вёл переговоры на тему передислокации выставки. Предлагали любые площади Кремля, всё что угодно, лишь бы заполучить коллекцию Хааннаахов, но, как оказалось, кто-то из их предков освобождал наш город в далёком 1944 году, вот семья и решила провести экспозицию здесь, так сказать, в память о предке.

На входе в музей меня остановили представители службы безопасности, проверили пропуск и надели на руку небольшой браслет, чем-то напоминающий фитнес-трекер. Предупредили, что снять его самостоятельно не получится, поэтому в целях безопасности советовали сдать его на выходе. На совещании обсуждалось, что эти браслеты – необходимость для отслеживания всех посетителей на случай кражи экспонатов. На выходе проходишь через рамку, если та не обнаруживает у тебя ничего лишнего, то сдаёшь браслет и свободен, а вот если ты решишь что-то прихватить на память, детектор подаст звуковой сигнал, и тебя скрутят бравые молодцы охраны.

Впечатление от них было какое-то странное. Все как на подбор высокие, жилистые, не качки однозначно, но с природной звериной грацией. Казалось, что они не двигаются в привычном понимании, а как будто перетекают из одного движения в другое. Перемещались они практически бесшумно и, если уж совсем честно, напоминали больших диких кошек, типа пантер или тигров, ленивых и расслабленных с виду, но опасных по сути. Самого Баабыра Хааннааха, имя-то какое зубодробительное, от охраны отличало разве что наличие костюма

Среднего роста, поджарый, темноволосый, идеально выбритый, со смуглой, кирпичного оттенка, кожей и раскосыми серыми глазами. Я специально накануне терзала Яндекс всемогущий в поисках визуализации якутов, но как-то картинки щупленьких мужчин и женщин с широкими и плоскими, как блюдце, лицами, узенькими глазками мало напоминали наших гостей. В моём понимании, господин Хааннаах ну никак не мог быть якутом. Больше всего он напоминал топ-модель из какого-то азиатского журнала. Дополняли образ чёрный костюм тройка, белая рубашка с двумя расстёгнутыми верхними пуговицами, запонки и, скорее всего, дорогущие часы.