Наследие проклятой королевы
Шрифт:
— Юн спадин! — с порога закричала она. — Эта, а там твои братья сказали, что в том сундуке на колёсах жалование привезли! Там все собрались, требуют!
— Жалование? — переспросил халумари, оторвав голову от столешницы. — А точно. Я и не забыл, что целый месяц прошёл.
— Так эта, юн спадин, мы не дурные принцессы, мы за деньги работаем. Да простят меня Небесная Пара и Двуликая, я не про её сиятельству говорю. Она умница, хоть и молодая дурёха. И эта, юн спадин, я так мысли думаю, что в путь отправимся только завтра. Бабы деньги
Мечница скривила лицо, почесала в затылке и добавила:
— Эта, юн спадин, я вот думаю, если я под расписку оставлю часть своих денег в сундуке на колёсах, для сохранности, а то ведь и пропить недолго. Сделаем?
— Конечно, — со вздохом ответил Юрий.
— Эта, юн спадин, — не затыкалась Урсула, и в Катарине шевельнулась лёгкая злость. Да когда же эта старая дура уйдёт, думалось ей. — Юн спадин, а что ты такой невесёлый, жалование ведь, радоваться надо! — мечница замолчала, загадочно улыбнулась и проворковала: — Или тебе кошка не даёт? Оно ведь как, мужчина завсегда печален, когда всякие кошки не дают поиграться с киской.
— Урсула! — вскипела Катарина и уставилась на мечницу, сверка глазами. Вот зачем эта сквернословка грешные слова вслух произносит. И зачем на грешные мысли наводит, её же сейчас убить хочется, или хотя бы язык вырвать.
Храмовница быстро закатила глаза к потолку и размашисто, аж ото лба и до середины груди, осенила себя знаком Небесной Пары, а потом спохватилась. Молитва-бессловеска тоже может помешать ощутить силу. Архимагесса Агата говорила, что длань светлых богов может задуть искру магии, как человек, который по неосторожности может погасить громкими словами свечу.
— А-а-а, — протянула мечница, продолжая похабно улыбаться, — Поняла. Кошка только-только хотела затащить тебя в кровать, а тут тётя Урсула припёрлась. Извиняй, все ждут жалование. А уединиться опосля сможете.
Юрий поморщился, провёл руками по волосам и тяжело встал.
— Наверное, выдам деньги, а потом спать лягу, что-то не могу. Тяжело как-то.
Катарина обиженно поджала губы, ведь рассчитывала совсем не на это.
Халумари поглядел на неё, грустно улыбнулся и кивком поманил за собой.
— Пойдём, там и твои деньги тоже есть.
Храмовница чуть было не рявкнула, что не хочет, но всё же кивнула. Сейчас Юрия нельзя обижать, а то ещё больше разочаруется, и чем только бездна не балуется, вдруг положит глаз на другую. Он и так слишком часто с ведьмой оказываются очень близко. А у той и лицо краше, и сиськи больше, и слову обучена. И даже Клэр не против заманить халумари в тёплую западню.
Катарина мельком глянула вверх, но удержалась от молитвы-безсловестницы. Они никому не отдаст этого халумари. И вообще, это не полупризрак, а мой призрак, мысленно выругалась она, последовав за мужчиной. Мой призрак — мимари.
Спустились быстро. Всё это время Урсула не затыкалась, словно ей ожидание денег язык развязало посильнее
— Эта, юн спадин, — тараторила мечница, — и пушка чудная. Мы все ходили, не могли понять, где у ней запальная дырка.
— Сама ты запальная дырка, — пробурчала Катарина, глянув исподлобья на шумную женщину.
— Ой, не надо тётю Урсулу стращать, пуганая, — покривлялась мечница и продолжила: — Мы уже и пороха насыпали в неё, и пыж заткнули, и даже ядро подходящее затолкали!
— Да в бездну вас! — вдруг выругался Юрий, ускорив шаг. — Сорокапятку с дула зарядили? Надеюсь, ядро хоть не чугунное? А то всю резьбу сорвёте!
— Я что дура, что ли, юн спадин?! — ударила себя в грудь Урсула. — Я ж сразу нарезы заприметила. А оно ведь как, у меня дочка умная, она сказала, что со штуцеров, завсегда стреляют, ежели ядро промасленным куском войлока обмотать, чтоб нарезы не сбить. Они же, нарезы эти, стоют больше, чем десять простых пушек. А тут целая пушка штуцерная.
Юрий уже даже не шёл, а бежал. Когда Катарина забежала вслед за ним за угол, где стояли чудной сундук на колёсах, несколько необычных повозок и сама пушка, то увидела, как мимари, оглядел орудие со всех сторон, а затем потянул какой-то рычаг. У пушки отодвинулось донце и порох, который бабы набили через дуло, посыпался на землю.
— Эта пушка заряжается сзади, — явно очень стараясь не закричать, произнёс Юрий. Он подошёл к сундуку, сорвал приклеенную к тому бумажку, пробежался по письму глазами, а затем начал вертеть на непривычном замке шестерни со необычными значками. Вскоре замок сдался. Юрий с лязгом распахнул сундук, у которого дверца оказалась сбоку. То есть, то был железный шкаф на колёсах, а не сундук. Внутри лежали какие-то ящики.
Ми мари открыл один из них и вытащил большую латунную бутылку со странной пробкой.
— Выбивай ядро! — рявкнул Юрий на Глорию, стоящую тут же с банником в руках. Дочка Урсулы нахмурилась, но не стала перечить, а подошла к дулу и сунула в ствол инструмент.
— Принимай, — прорычала она, а когда её не услышали, повысила голос: — Принимай, говорю, глухие рыбины, а то вам всем слух и матку ёршиком прочищу!
Две девушки покрепче и помоложе, наверное, выбранные в пушкарки, бросились и стали ловить выпадающее ядро. Даже головами стукнулись. Порох, конечно, весь испортился, его теперь только на совок сметать вместе с песком.
— Доченька, — всплеснула руками Урсула, — где ж это ты так ругаться научилась?
— Мама! — огрызнулась Глория. — Я стражницей служила! Стражницей! Там не ругаются, там так говорят и даже думают!
Все, кто окружил стоянку с пушкой, а это и отряд, и Ребекка с Гердой, и Клэр с оруженоской, и вся прислуга, и гости имения, все захохотали. А потом поднялся шум и гам — Юрий открыл сундучок с серебром и золотом. Это было жалование за месяц.
Из толпы вышла леди Ребекка.
— Юрий, можно я преподнесу графине урок?