Наследие Санторо
Шрифт:
— Вот же ненормальная, — не без улыбки, пускай и злой на все дерьмо, которое женщина принесла в его жизнь, Занзас готов был похвалить её смекалку. Спрыгнула на крышу нижнего этажа и, скатившись, перебралась по трубе на балкон в следующий пролёт. А оттуда же и к Мармону дошла. Смекалистая дрянь. Надо было ставить решётки. Но нет же, женщину нужно было держать как гостью, а не как пленницу.
Занзас пристроился на кровати, перебирая колющуюся ткань. Как раз под стать Аделине — яркая и мягкая со стороны, но колючая внутри.
В байку о том, что женщина сбежала за границу, он не поверил, как
Занзас зажёг пламя ярости, направляясь на выход, и уже направил руку в сторону шкафа, чтобы решить проблему одним ударом, но взгляд его зацепился за маленькое красное пёрышко, выглядывающее из кармана юбки. Мужчина погасил пламя и подцепил его — точно его, ошибки быть не может.
— Дура. — с горькой усмешкой, фыркнул босс, выпустив перо и громко хлопнул дверью. Пускай всё остаётся как есть. Его это больше не касается.
Небо заволокло беспроглядными тяжёлыми тучами, разразившимися безжалостным дождём. Но, несмотря на застилающую глаза стену гневных небес, Аделина продолжала бежать, наматывая вокруг набережной уже пятый круг, искоса наблюдая за тревожной рекой, едва видимой благодаря уличным фонарям и вспышкам молний. Ей не спалось уже несколько дней, с тех пор как они вернулись из Палермо, Санторо преследовали события, но вовсе не кроваво-тошнотворной картины, нисколько, с ней она смирилась и мысленно поставила галочку, что естественно, то не безобразно. Её глодал собственный провал, и из головы как назло не выходил разговор, случивший в самолёте.
Больше металлоискатели не звенели, задерживая Аделину, о чём она даже с ностальгией скучала. Моменты, когда Варийцев корежило от бешенства, что звенящая женщина их задерживает, были бесценны.
Раскладывая пасьянс, Аделина то и дело поглядывала на спящего Реборна, закрывшего лицо шляпой от назойливого света. Для него произошедшее ночью было серыми, привычными буднями, тогда когда Санторо, перевозбуждённая и злая на себя, не могла расслабиться и то и дело проклинала себя за провал. Она даже не могла сосредоточиться на картах, по крайней мере на своей собственной судьбе.
— Реборн, — осторожно позвала Санторо. — Хочешь, я тебе погадаю?
— О нет, — насмешливо отозвался киллер, будто и не спал вовсе. — Я не верю в эти цыганские штучки.
— Да брось, боишься, что я увижу твою смерть или, быть может, нечто компрометирующее из прошлого?
— Ты ничего и не увидишь, это всего лишь карты с картинками, которые ты интерпретируешь по какой-то придуманной системе шарлатанов.
— А как же неотвратимость судьбы?
— Я предпочитаю держать судьбу в своих руках.
— Ну хотя бы по руке дай погадать, я сейчас умру от скуки. — И с присущей цыганам наглостью попыталась
Лине не нужны были карты, чтобы знать, что на губах мужчины сейчас играет издевательская улыбочка, пока она тщетно пыталась перевернуть его руку ладонью вверх.
— Вот это только лишний раз доказывает, что кое-кто боится показывать своё прошлое и узнать своё будущее, — с оскорблённой душенькой фыркнула Аделина, приняв поражение.
— Это значит, что у кого-то ещё недостаточно силёнок, чтобы элементарно поднять мою руку, — лениво пожал плечами экс-аркобалено.
Аделина отвернулась к иллюминатору, смотря на беспечно бредущие под ними облака. И собрав карты обратно в стопку, пристроилась на бок, в попытке провалиться в дрёму.
— Знаешь, почему ты провалила задание?
Аделина издала тихий отрицательный звук, поджав губу. Говорить о своём провале она хотела в последнюю очередь.
— Ты испугалась за свою шкуру. Побоялась быть изнасилованной, тебе стало противно, а потому поспешила, не дождавшись нужного момента, когда объект будет беспомощен. Вовсе не из-за того, что у тебя недостаточно физической подготовки, и не потому, что ты плохо стреляешь, или любая другая причина, которую ты судорожно пытаешься придумать в своё оправдание. Просто ты не готова пожертвовать собой.
— В смысле я не готова пожертвовать собой?
Реборн тяжко вздохнул и, приподняв шляпу и бросив на повернувшуюся ученицу строгий взгляд под стать учителю, больно схватил Санторо за запястье мёртвой хваткой, вывернув руку.
— Ауч!
— Представь, что я убийца, который поймал тебя врасплох. Что ты сделаешь, чтобы выбраться в такой ситуации?
— Вырву свою руку! Нож воткну, выстрелю свободной рукой.
— Вторая рука недееспособна. А эта в захвате. Как ты будешь выбираться из захвата?
— Не знаю, — сдалась Аделина, устав играть в реборновские игры.
— Пожертвуешь своей рукой. Вывернешь себе плечевой сустав, чтобы ударить меня локтем.
— Но…
— Или умрёшь, пока будешь думать, как бы спасти свою шкуру, — и отпустив покрасневшее запястье, итальянец вновь закрыл глаза шляпой, удобнее пристроившись на опущенном кресле. — Если хочешь быть настоящим киллером, а не пародией на него, ты должна быть готова пожертвовать своей жизнью. Наставляя пистолет на человека, будь готова к тому, что он тоже наставит его на тебя. Иными словами прими факт того, что вероятность быть застреленной такая же, как и та, что выстрелишь ты.
«Будь готова пожертвовать собой. Только приняв свою смерть, ты сможешь держать в руках чужую жизнь, способная распорядиться ею — помиловать или же нажать на курок. Твоя жизнь ничем не ценнее чужой».
Стоя на тренировочном поле под ясным небом Аделина не переставала повторять слова Реборна, смотря на своего противника, которому она сама бросила вызов. Хибари Кея со скучающим видом подбрасывал коробочку, смотря на неё взглядом, будто увидел незначительное пятнышко у себя на пути. Санторо потянулась к коробочке с животным, но передумав, вытянула карты, подбросив их в воздух, тут же выпустив плотный поток пламени из кольца, поглотившего множившиеся на глазах карты.