Наследие викинга
Шрифт:
«Надо же – у него мое второе имя», – отчего-то с неожиданной теплотой подумал я о парне.
Уже три недели мы были в море. Матросы, собиравшиеся сначала каждый день возле меня в ожидании представления, поняв, что я не стану их развлекать, перестали обращать на меня внимание, рассудив, что, возможно, мне и не больно вовсе, раз я еще не пил людской крови. Весть об этом, конечно же, вскоре стала известна всем. И это обстоятельство несколько сглаживало их негативное отношение ко мне. Однажды, глубокой ночью, Тьери, подкравшись ко мне сзади, набросил на плечи старую холстину.
- Спасибо, – чуть слышно шепнул я ему.
Утром
Капитан, которого звали Венс Барт, крепкий, суровый человек, отдавал распоряжения зычным громоподобным голосом. Я с завистью наблюдал за матросами, ловко взбирающимися по вантам на реи грот - и фок – мачт. Флейт шел в полный бакштаг на всех парусах.
Окончить школу гардемаринов, мечтать о море, стремиться к подвигам и служению родине – и вот он – печальный конец всем мечтам. Что чувствует человек, потерявший все, к чему его влекло, чему он готов был посвятить свою жизнь? Я чувствовал горькую незаслуженность случившегося со мной, мое сердце не желало принять такую несправедливость. Я знал, что внутри остался тем же романтиком и человеком, влюбленным в море. Что никакие физические изменения не смогут переменить моего отношения к жизни, к людям.
Многому меня научили Диана и Тибо, своим отношением ко мне. Зная, что я собой представляю, они не бросили меня и отдали мне каждый, что мог. Диана – свою любовь и веру, Тибальд – преданность и дружбу. И я перестал терзать себя сомнениями и страхом. Я почувствовал в себе силы жить дальше, неся в себе то, что дала мне моя человеческая природа. Потеряв Диану, я приобрел веру в силу любви, способную на жертву ради любимого человека. Разве не она хранит меня сейчас? А Тибо, с его уверенностью во мне, в мою силу воли и неспособность причинить людям зло? Разве не эта уверенность удерживает меня от многих необдуманных поступков?
Утро сорокового дня перехода выдалось пасмурным. Ветер посвежел. Черные, тяжелые тучи, опустившись низко над океаном и закрыв небо, бежали с разной скоростью: верхние быстрее нижних. Это предвещало бурю. Волны длинными валами накатывали одна на другую. Флейт, развернувшись правым галсом, взрезал их носом. Срывая с верхушек волн пену, ветер дул не менее сорока трех миль в час.
Я наблюдал за слаженной работой матросов. По приказу капитана команда рассыпалась по мачтам, убирала паруса, готовясь встретить бурю. Тьери вместе со всеми, закрепившись на грот - брам - рее и став на перты, брал рифы на марселе. Я с завистью смотрел на них. Как бы и мне хотелось лазить по реям мачт, чувствовать свободу и восхищение, охватывавшее меня каждый раз, когда я поднимался туда, на самый верх. Чувство парения над водами моря, борьба с ветром и непослушным парусом, норовящим хлестнуть тебя побольней, что может быть прекрасней?
Флейт хорош тем, что нес только четыре основных паруса. Два на грот – мачте: грот-парус и грот-марсель, и два на фок – мачте: фок-парус и фок-марсель. Это позволяло иметь небольшую, 60, 65 человек, команду, и уборка парусов не занимала много времени. Оставив только штормовые стаксели парусника, капитан был готов к встрече со штормом.
На второй день бури ветер неожиданно сменил направление и, закрутив смерчем, навалился на наш флейт со всех сторон. Огромные волны, сталкиваясь, трепали парусник. Началась
Надвигался настоящий ураган. Убрали стаксели. Волны огромными валами захлестывали палубу, перекатываясь через нее и унося в океан все, что не успели хорошо закрепить. Я, привязанный к мачте, чувствовал себя ужасно! Беспомощность и слабость делали меня уязвимым. Я чувствовал яростный протест, поднимавшийся в моей душе. Матросы, занятые своим делом, не обращали на меня внимания. Я стал биться в своих путах, стараясь сорвать с себя ненавистную медлительность движений. Но кандалы держали крепко, и мои усилия были напрасными.
Корабль, все глубже зарываясь носом в гигантские волны, скрипя всем корпусом, с огромным трудом выныривал и взбирался на очередной гребень надвигающего на него вала. Ветер грозил сломать мачты. Чтобы облегчить корпус и уменьшить парусность, капитан приказал снять с мачт грот – трюм рей и фор - трюм рей, а затем и грот - бом – брам - рей и фор – бом – брам- рей. В такой ураганный ветер это почти не выполнимая задача, я с волнением наблюдал за работой матросов. Как бы мне хотелось помочь им! Но кто отважится отпустить монстра на свободу?
Ветер, достигший девяноста миль в час, на суше ломал бы деревья и сносил крыши. Но здесь, в бескрайних просторах океана, корабль имел опору только на волнах. В этом и было его спасение. Перекатываясь с волны на волну, он, отдаваясь их воле, не сопротивлялся, а вместе с ними несся по водной поверхности.
Ураган бушевал уже больше суток, швыряя нас по океану. Наступил второй вечер борьбы со стихией.
Капитан, стоя на мостике, беспокоился о том, что нас несло на маленький необитаемый остров, скорее даже не остров, а длинную песчаную косу. В хорошую погоду она была отчетливо видна на поверхности даже в прилив, но сейчас, в темноте и тумане водных брызг, окутавших корпус судна, не было видно ни зги. В его мыслях ясно чувствовалась тревога. Парусник плохо слушался руля, и удерживать штурвал курсом в разрез волн, двум матросам, стоящим у него, удавалось с большим трудом.
Даже в такой кутерьме, матросы четко выполняли приказы капитана, в их мыслях не было и тени сомнения в нем. Они быстро и слаженно работали на палубе, порой перекидываясь шутками и острым словцом.
– Волна! Берегись! – раздалось на мостике.
Матрос неподалеку от меня тянул шкот, удерживающий нижний конец свернутого в упругий рулон фок - паруса, стараясь укрепить его за штирборт. Волны ослабили его, и парус могло унести. Матрос не удержался от удара гигантского водного вала. Его, подхватив, швырнуло на меня и, отбросив, унесло в океан.
- Человек за бортом! – что есть силы закричал я, перекрикивая вой ветра.
Почти все находящиеся на палубе замерли от звука моего голоса. Он прогремел над палубой, перекрывая рев ветра в снастях и грохот волн, бьющих с неимоверной силой. Потом, уяснив то, что я прокричал, матросы, находящиеся рядом со мной, бросились к борту, стараясь рассмотреть в воде человека. Но темнота и огромные волны навсегда поглотили его. Все вернулись на свои места, мысленно молясь за своего товарища и о спасении своих жизней.