Наследие. Трилогия
Шрифт:
Я вытянула руки ладонями вверх:
— Положи руки на мои.
Он сделал, как я сказала. Большие ладони, больше моих — и они до сих пор выглядели старыми и морщинистыми. Скверно, неправильно выглядели. Но он хихикнул:
— Ну что, кто быстрее?
Я шлепнула его по рукам — один ноль в мою пользу. Он двигался медленно, очень медленно — я могла бы целую поэму продекламировать, пока он вскидывал ладони.
— Я, я быстрее!
— Новичкам всегда везет. Ну-ка, посмотрим, получится ли у тебя еще!
И я снова шлепнула по его ладоням. На этот раз он двигался быстрее —
— Ага! Раз, два — три!
Я шлепнула — и промахнулась.
Он разулыбался — и помолодел! Ненамного — где-то на год.
— Видишь? Я же сказал тебе — не угонишься.
И тут меня осенило. И я улыбнулась ему в ответ:
— А может, в салочки?
Время близилось к полуночи, мое тело хотело спать, а не играть и бегать, и я еле-еле волочила ноги. Сиэю это оказалось на пользу — вскоре он сумел поправиться настолько, что начал бегать, а не ходить за мной. Он гонял меня по залу и наслаждался забавой — благо догнать меня было весьма просто. А я видела, как ему становится лучше, и упорно бегала от стенки к стенке. Потом он сам устал, и мы оба рухнули на пол, тяжело дыша. Он выглядел как обычно — худенький мальчишечка девяти или десяти лет. Смазливый и беззаботный. Я перестала задаваться вопросом, почему он вызывает во мне такие теплые чувства.
— Ух, здорово поиграли! — наконец выдохнул Сиэй.
Он выпрямился, потянулся и взялся подманивать потухшие неподвижные сферы. Шары подкатывались к нему по полу, Сиэй брал их в руки, нежно поглаживал и подбрасывал в воздух — с подкрутом. Они счастливо вертелись и расплывались по залу.
— Так что в шкатулке?
Чжаккарн не принимала участия в наших забавах: видно, богине битвы неуместно играть и дурачиться, подобно малому ребенку. Она только смотрела на нас. А один раз даже кивнула мне — одобрительно. Я покраснела и отвернулась.
— Письма всякие, — ответила я и положила руку на материн ларец. — Они…
Я вдруг поняла, что не хочу ничего никому рассказывать, непонятно почему.
— Письма отца к матери. Черновики ее писем — ему. Думаю…
Тут я сглотнула — горло перехватило, на глаза навернулись слезы. Горе опять навалилось на меня — неожиданно. Без предупреждения.
Но Сиэю было не до моих переживаний. Он бесцеремонно отодвинул мою ладонь и откинул крышку шкатулки. Я постепенно взяла себя в руки, а он, не теряя времени, вытаскивал письмо за письмом, просматривал и откладывал на пол. Писем оказалось много, ему пришлось вставать, чтобы выложить их какой-то большой геометрической фигурой. Я понятия не имела, что он делает. Но вот Сиэй приладил последнее письмо в угол большого квадрата пять на пять шагов. Рядом он выложил квадрат поменьше — из писем матери. Потом встал, сложил руки на груди и принялся внимательно изучать написанное.
— Тут не всё, — вдруг сказала Чжаккарн.
Я вздрогнула и оглянулась — она нависла надо мной и тоже смотрела на разложенные на полу письма.
До крайности удивленная, я наклонилась, чтобы поглядеть самой. Но, увы, на таком расстоянии у меня не получилось разобрать мелкий аккуратный материнский почерк и отцовские каракули.
— А как ты поняла?
— Вот здесь — и здесь — они ссылаются на ранее
— А еще я вижу странные пропуски, — задумчиво проговорил Сиэй, осторожно ступая между страницами.
Наклонившись, он внимательно всматривался в письма.
— Твои родители были до крайности организованными существами. Они писали друг другу раз в неделю. Строго раз в неделю, регулярно, как часы. Весь год. Но тут отсутствуют письма за шесть, нет, за семь недель. И смотри — ни тебе извинений за то, что забыл написать, ничего. И именно после таких странных лакун я вижу ссылки на отправленные прежде письма, которых здесь нет. — Он посмотрел на меня через плечо. — А кроме тебя, кто-нибудь знал, где спрятан ларец? Хотя, постой, двадцать лет ведь прошло… Наверняка полдворца уже успело прознать…
Я покачала головой и нахмурилась:
— Нет. Их хорошо спрятали. И непохоже, что в тайник кто-то заглядывал…
— Это ничего не значит. Возможно, в него последний раз заглядывали так давно, что туда успела набиться пыль, — отрезал Сиэй и выпрямился. — А что ты хотела там отыскать?
— Вирейн… — мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы выговорить это, — Вирейн говорит, что они с моей матерью были любовниками.
Сиэй поднял брови и переглянулся с Чжаккарн.
— Любовниками? Слово «любовь», Йейнэ, тут вообще ни при чем — и все от него производные тоже.
Выходит, это все-таки правда. У меня не осталось сил на возражения и протесты. Я просто молча опустилась на пол.
Сиэй плюхнулся рядом на живот и оперся подбородком на руки.
— Ну и что такого? Тут, в Небе, все со всеми это делают — причем беспрерывно.
Я покачала головой:
— Ничего особенного. Просто… я… не ожидала. Такого.
— Он не твой отец — если тебя это волнует.
Я закатила глаза и продемонстрировала свою смуглую, совершенно даррскую ладонь:
— Нет, Сиэй, меня это не волнует. Я знаю, что мой отец — это мой отец.
— Из удовольствия можно сделать оружие, — заметила Чжаккарн. — А любовь тут ни при чем.
Я покосилась на нее — какая… интересная мысль. Мать переспала с Вирейном — скверно, конечно. Но с другой стороны, а что, если это и впрямь была часть какого-то хитроумного плана? А чего же она тогда добивалась? Что такого знал Вирейн, чего не знали остальные живущие во дворце люди? Точнее говоря, о чем мог проговориться — в отличие от остальных Арамери — молоденький, по уши влюбленный, только что приехавший в Небо, самоуверенный и жаждущий признания Вирейн?
— Что-то связанное с магией, — пробормотала я. — Она хотела от него узнать что-то связанное с магией. Что-то связанное… с вами?
Чжаккарн пожала плечами:
— Если она что и узнала, то никогда не применяла на практике.
— Хм… А чем у нас еще занимается Вирейн?
— Магией. Где она применяется — там и он, — проговорил Сиэй, задумчиво шевеля пальчиками. — Он занимается абсолютно всем: от самых простых дел до… м-гм… нас. Он же ответствен за распространение информации — через него Декарта общается с орденом Итемпаса. Еще он готовит все важные церемонии и ритуалы…