Наследница долины туманов
Шрифт:
И сейчас не хотела быть сильной, не желала держать лицо и не демонстрировать в какой я панике.
Я просто мечтала, чтобы этот день, этот момент, длился, как можно дольше, потому как после моя семья в лице Моялы исчезнет, скрывшись на пыльных дорогах в крытой кибитке. А сюда придут захватчики и продемонстрируют кто хозяин в этих землях, убив меня.
Только сейчас поняла, что эта война будет последней для меня. Что не будет, как прежде: пара схваток и разошлись, разорив друг друга.
Не будет переговоров, угона скота, кучи обветшалых
Эту войну я не переживу.
Осознание далось мне тяжело. Схватившись за подлокотник, не удержавшись, испугано глянула на нянечку.
– Я останусь здесь с тобой, Амэлла, и слушать твои возражения не стану. Я всё же хочу верить в то, что болтают люди. И постараюсь спасти тебя: если нужно на колени перед ними стану, умолять буду. Но не оставлю тебя им.
– Ты уйдёшь! – зло вскрикнула я. – Уйдёшь с князем и Моялой. Я приказываю тебе!
Старая женщина лишь рассмеялась. Это больно резануло по сердцу, и я, не сдержавшись, всё же расплакалась.
– Не смей надо мной смеяться, слышишь, – сквозь слёзы процедила я, – я приказываю тебе уйти. Я княгиня, наследница этих земель. Я приказываю тебе спасаться!
Смех стих.
– Приказывай, доченька, – тихо шепнула моя старушка, – да, только что мне твои приказы. Я с малых лет по этому дому бегала. Моя мама твою бабушку растила. Ты, Амэлла, всё, что есть у меня. Зачем мне спасаться, милая моя. Я хочу умереть в том же доме, что и родилась. И рядом с той, что внучкой считаю. Я понимаю, что княгиня ты, Амэлла, но моей любви к тебе это не отменяет.
Стиснув зубы, я смолчала. Мне не нужна была эта жертвенность. Но с другой стороны, ия Лунсия уже, мягко говоря, немолода. Что ждёт её там, за границами нашего княжества? Никто её на работу не возьмёт: возраст уже не тот, а тут, может, и пощадят старуху-то. Если тихо где отсидится.
Взявшись за внешние ободы для вращения колёс, я развернула коляску в сторону семейного склепа.
– Пойдём, погуляем, няня, – негромко позвала я, смирившись с её самоуправством. Да и страшно мне было умирать, когда рядом не одного родного человека. А её, старуху, может и не тронут. Доживет здесь свой век, да и ляжет рядом со мной в могилку.
Если будет она у меня, могилка эта.
Старая женщина тяжело поднялась и, пристроившись рядом с коляской, взялась за её ручки сзади.
– Ноги у меня уже не те, – тихо выдохнула женщина, – уж подержусь за тебя.
Улыбнувшись, я неспешно поехала вперёд.
У нас был чудесный сад. Большой и просторный. Не загромождённый излишними клумбами и кустарниками. Здесь чудесным образом уживались рядом хвойные деревья и низенькие кусты северной айвы. Мы собирали глубокой осенью её плоды и добавляли в травяной чай холодной зимой.
Этот кислый вкус напоминал о лете, солнце и тепле.
Рядом ютилась смородина. Её аромат разносился по саду. Как я любила эту ягоду. Огромные чёрные шары или красные прозрачные бусины, висящие на веточке и переливающиеся на солнце. Потянувшись,
– Твои вкусы никогда не меняются, – беззаботно проворчала няня, – на тумбе у кровати еловые веточки вместо цветов. В шкафу среди вещей лепестки не роз, а простой смородины.
Я рассмеялась. Да, были у меня такие пристрастия. Мало кто об этом знал, но я не любила цветы. Вернее, предпочитала видеть их живыми на клумбах, чем умерщвлёнными в вазах.
К тому же с этой ягодой у меня было связано столько воспоминаний.
– Крисс очень любила красную смородину, а я чёрную. Мы могли часами спорить, какая вкуснее, – вспомнила я момент из беззаботного детства.
– А в итоге бежали на кухню и как деревенские девчонки – ложками выгребали из бочонка варенье из белой смородины.
Я тихо засмеялась, услышав замечание ия Лунсии. Да это было правдой. Съедали мы в первую очередь именно это варение. Оно практически никогда не хранилось дольше месяца. Я бы и сейчас его отведала, да на булочке и компотом запивая.
– Ты всё это помнишь? – вздохнув, я поняла, что просто хочу выговориться перед смертью. Вспомнить о прожитом счастье, о радости, о том, что было дорого сердцу. – Знаешь, няня, мне кажется, я стала забывать те дни. Порой возьму в руки книгу и вдруг, как вспышка, позабытое воспоминание озаряет. Я боюсь, что их лица сотрутся из памяти и совсем у меня ничего не останется.
Свернув на широкую тропинку, мы обогнули ельник и снова вышли к песчаному, местами заросшему рогозом и ирисом берегу озера. Я внимательно посмотрела на свою собеседницу. Она молчала. Словно ушла в мыслях куда-то в прошлое. На её губах скользнула едва различимая улыбка.
Я оставила свою старушку с её мыслями и неспешно покатила инвалидное кресло вперёд. Солнце, несмотря на ветер, довольно сильно припекало. Листва вокруг нас шелестела.
Сбоку раздался плеск воды, и взлетела небольшая птица.
Я наблюдала за этой тайной жизнью нашего сада, словно со стороны. Будто тут, вокруг, кипит жизнь, а моё время замерло.
– Мояла и князь Хумъяр отъезжают через час, – произнесла няня, – вещи погружены. Воины, что будут их сопровождать, уже в седле. Если ты хочешь проститься с Моялой, то нам лучше вернуться.
Я покачала головой.
– Нет, я только причиню ей боль, – откинув голову на спинку кресла, я подставила лицо солнцу.
– Вы всегда были так дружны…
– Вот поэтому, ия Лунсия, мне лучше не бередить её раны, – невежливо перебила я нянюшку. – Она, наверняка, как и ты, мучается совестью, что бросает меня врагам. Только в отличие от тебя, моя старушка, ей терять есть что. В её утробе растёт малыш. И я надеюсь, что князя прикончат, где, в подворотне, а она пристроится в какой дом, хоть бы и прислугой. И заживёт, наконец, спокойно, а, может, даже и счастливо.