Наследница Ингамарны
Шрифт:
— Разумеется. Если очень хочется заслужить всеобщее поклонение, приходится стараться для людей… Нет, я понимаю, она действительно молодец. Я совсем неплохо к ней отношусь. Мне её даже жалко. Слава, поклонение — всё это хорошо, но я бы не променяла на них счастливую женскую судьбу.
— А почему ты так уверена, что у неё не будет счастливой женской судьбы?
— Ну, Даарн… О чём тут спорить? Ты очень уважаешь Гинту, но нравится-то тебе Мина. А наша великая нумада… По-моему, она вообще в известном смысле недоразвитая. Уже четырнадцатый год пошёл, а ей всё ещё нельзя жить взрослой жизнью.
Даарн,
— Это ещё ничего не значит, — авторитетно заявила Мина. — У моей двоюродной бабушки началось чуть ли не в пятнадцать, и это не помешало ей потом родить восьмерых детей. Кстати, последнего она родила в пятьдесят три года.
— Гинте в общем-то необязательно быть красивой и фигуристой, — пожала плечами Суана. — Наследница Ингамарны и так не останется без мужа.
— Ей действительно необязательно быть красивой, — улыбнулся Даарн. — Её и без того сравнивают с богиней.
— Да уж, конечно, богиня! — фыркнула Суана. — Отгородилась от всех, считает себя выше всех… Бродит с этим жутким зверем, который убил столько человек, а глупцы орут: «Богиня в человеческом облике! Божественный сингал!»
— Послушай, Суана, — с нажимом произнесла Мина. — Ты же прекрасно знаешь — людей убивал не он, а тот, кто в нём сидел. А теперь это лунный дух в звериной шкуре. Он добр к людям и карает только злодеев. Он разрушил город колдунов и снял проклятие с рода Уллавина…
— Это ещё неизвестно! Если сын Диннары жив, нам не миновать беды. Такая же была зазнайка. Бога ей подавай! Диннара-то хоть красавица была, а наша… Нет, я, конечно, понимаю, каждая девушка мечтает о любви, о счастье. Вот она и придумала себе, раз на самом деле ничего нет…
— Суана, за что ты так ненавидишь Гинту? — спросил Даарн. — Она же тебе ничего не сделала.
— Я её ненавижу? Это она меня ненавидит! Она мне завидует. Она же видит, что я всем нравлюсь. В том числе Талафу.
Как бы подтверждая слова Суаны, Талаф обнял её за талию. Его красивое, правильное лицо просто светилось от самодовольства. Он поглядывал на приятелей со снисходительным добродушием, всем своим видом показывая, что не желает опускаться до споров. Казалось, этот разговор только забавлял его.
— Лично я не заметил, чтобы ей нравился Талаф, — пожал плечами Даарн.
— Ну, владеть собой она научилась…
— Тебе бы тоже не помешало.
— Эй, полегче, — небрежно бросил Талаф.
— Скажи это своей подружке.
— Ну вот, не хватало ещё разругаться, — вмешалась Мина. — Мы, кажется, собирались к реке… Даарн, ты обещал, что научишь меня держаться на воде!
— Научу, если не будешь трусить.
Миролюбивая Мина вовремя погасила уже готовую вспыхнуть ссору, но с тех пор Гинта стала замечать, что отношения между двумя парочками немного охладились. Ей никогда не доставляли удовольствия чужие конфликты, и всё же она не могла не радоваться, что Даарн и Мина оказались на её стороне.
Гинта ещё не раз поднималась на ингалиновые луга. Она поднялась бы и выше, но диуриновые склоны были так неприступны, что об
«Наутинга тоже постоянно ищет какую-то дорогу, — сказал однажды Синг. — Она хочет наверх. Она говорит, что раньше всегда ходила вверх и вниз со своим другом, а теперь всё изменилось».
Гинта заметила: одна из диуриновых скал имеет такой вид, будто по ней выстрелили из огромной пушки. Часть скалы обрушилась. Наутинга постоянно бродила среди этих обломков.
«Здесь должна быть дорога, — говорил Синг. — А теперь только камень. Всё завалено камнем, и никакого прохода».
Гинта обследовала изуродованную взрывом скалу. Возможно, когда-то там был тоннель, но сейчас она чувствовала только глухую каменную толщу без какого-либо пустого пространства внутри. Отколовшиеся от скалы глыбы разрослись и сверкали на солнце похожими на цветы кристаллами. Создавалось впечатление, что кто-то пытался сделать огромные каменные ингалины. Всё это было чудно. Если гору взорвали зимой, то выросли они очень быстро. Слишком быстро. Ни один нумад не способен растить камни с такой скоростью. Гинта вспомнила рассказы про диуриновые каменоломни. Там всё меняется на глазах. Божественный камень не любит, когда на него воздействуют слишком грубо. Неудивительно, что далеко не каждый ваятель и каменотёс может с ним работать.
Наутинга сообщила, что был ещё один проход, который вёл из нижней пещеры на вершину очень высокой горы, но теперь там тоже одни камни. Гинта нашла и это место. Всё верно. Тамрат же говорил, что громыхнуло несколько раз. Кто-то уничтожил дорогу наверх, предварительно там побывав. И сделав что-то ужасное. Знать-то, неспроста тут зимой валлоны бродили. Охотились, якобы… Но кто мог подумать, что они осмелятся пойти в горы! Да ещё в темноте. Они лесов-то боятся. Что их заставило?
«Люди вечно куда-нибудь лезут, — небрежно заметил Синг. — И вечно ищут себе неприятностей… Звери гораздо благоразумнее, хотя общаться интереснее с людьми».
Они сидели на небольшом уступе, нависающем над крутым поросшим хаганой склоном. Наутинга лежала чуть поодаль и дремала с полузакрытыми глазами.
«Синг, а с Наутингой тебе интересно? — спросила Гинта. — Ведь её разум гораздо ниже твоего».
«Для обыкновенного зверя она очень даже умна. Да меня не особенно и волнует её ум. Нам с ней одного моего ума вполне хватает на двоих. Я ценю в самках совсем другое».
«Ты рассуждаешь, прямо как Талаф», — насмешливо сказала Гинта.
«Что-о? Больше никогда такого не говори, а то я обижусь».
«Талаф тебе не нравится?»
«Нет. Если, конечно, я его с кем-нибудь не путаю… Это такой — с вечно задранной головой и дурацкой улыбкой? Он ещё ходит с девицей, которой не хватает хвоста…»
«Ты имеешь в виду Суану? Талаф действительно с ней ходит, но при чём тут хвост?»
«Она так выпячивает свою задницу и так ею крутит, что мне всё время кажется, что ей не хватает длинного хвоста. Она бы им так здорово размахивала!»
Гинта от смеха повалилась на спину. Наутинга открыла глаза и внимательно на неё посмотрела.