Наследница Ингамарны
Шрифт:
— Тинг, ты со мной говоришь?!
«Я всегда с тобой говорю, просто раньше ты не всё понимала…»
Голос, звучавший в голове Гинты, напоминал человеческий, но он произносил знакомые слова с каким-то странным придыханием, чуть растягивая некоторые звуки. Девочке показалось, что она разговаривает с существом, прилетевшим из другого мира…
«Почти угадала, — сказал Тинг, тщательно вылизывая переднюю лапку. — Когда-нибудь я уйду из этого мира в другой. Я буду жить на луне и свободно летать по воздуху. Пока я могу только прыгать с дерева на дерево, а там буду летать не хуже
«Подожди, Тинг… Так значит, ты станешь саннэфом? — Гинта перешла на мысленную речь, решив, что так лучше, если её собеседник не может разговаривать вслух. — Саннид сказал, что некоторые животные Эрсы уже готовы к следующей ступени развития. Мангалов, как и хелей, становится всё меньше и меньше…»
«Да, мы постепенно уходим. Я люблю этот лес, но жить среди тех, у кого разум ниже твоего, скучно. Звери не знают слов, а люди… Они хотят считать нас такими же, как и все остальные животные, но ведь мы не такие… Люди говорят друг с другом, а нас не понимают и боятся. Я сразу увидел — ты можешь понять. И всё же ты очень долго меня не слышала».
«Выходит, это правда, что мангалы знают человеческий язык и читают мысли!»
«Не совсем. Я понимаю всё, что говорят вслух, но мысленную речь я понимаю не всю. Я слышу тебя только тогда, когда ты обращаешься ко мне или думаешь обо мне. Если твои мысли ко мне не относятся, мне их не поймать».
Тинг зевнул и растянулся на траве, подставив солнечным лучам своё пушистое серебристо-белое брюшко.
«Я очень рад, что ты наконец поумнела, — сказал он не без ехидства. — Теперь с тобой ещё интересней, чем раньше».
— Я тоже очень рада, Тинг! — воскликнула Гинта и, смеясь, повалилась на траву рядом со своим четвероногим другом.
Дождя в этот день не было, а солнце светило ярко. Гинте опять удалось извлечь санфалингину. И опять то, на что она её направила, выросло очень быстро, хотя и не так быстро, как вчера. Воздействовать на нигму лучше при солнечном дожде, правда, вызывать его труднее, чем обычный дождь.
Гинте казалось, что весь мир вокруг неё наполнился новыми звуками. Вернее, привычные звуки обрели для неё смысл, доселе ей неизвестный. И взгляд её проникал в суть вещей, открывая в них то, что она прежде не видела и о чём даже не подозревала. «Когда ты найдёшь ответ, дверь откроется сама…» Она действительно нашла ключ, когда в шуме ветра и дождя услышала имя бога. Эта дверь открывается только перед тем, кто сам подобрал к ней ключ.
Теперь Гинта понимала речь каждой лесной твари и с каждой из них могла договориться. Даже самые пугливые животные подпускали её к себе. А самые грозные не трогали. Они словно чувствовали исходящую от неё силу.
Упражняясь в своём искусстве и радуясь новым успехам, Гинта ни на минуту не забывала о главном. Ведь она мечтала овладеть санфалингиной не для того, чтобы зажигать в озере огонь, забавляться с молнией и растить траву на берегу реки. В Ингамарне и так всё неплохо растёт, а вот в Улламарне… Она должны очистить её от ужасных цветов, отнимающих жизнь у того, что ещё способно там расти и плодоносить. Она должна спасти эту землю от бесплодия.
Улламарна
— Выдалось тут несколько спокойных деньков, — сообщил Гинте Даарн. — Никто не заявлялся. И другие отряды передавали, что у них никого. Мы уж думали — всё кончилось… А позавчера как хлынули! К нам за два дня семьдесят шесть пожаловало. Мы их всех аккуратненько размолотили. Сегодня опять спокойно. И чего им надо — непонятно…
Акамин со своей немногочисленной свитой разъезжал по Улламарне, проверяя, как охраняются посёлки и граница. Он казался совершенно здоровым, разговаривая с людьми, шутил и старался их подбодрить. Те, кто знал минаттана в лучшие времена, отмечали, что к нему вернулись прежняя уверенность и властность.
— Я думаю, твои воины скоро могут возвращаться домой, — сказал Акамин Гинте. — Здешним парням стало стыдно. Кое-кто мне сегодня откровенно в этом признался. На северной границе слишком много народу, а гостей там почти не бывает. Через пару дней я соберу Совет и внесу тут кое-какие изменения. Надо перераспределить людей… Чего ты улыбаешься?
— Мы хотим ещё немного погостить в Уллатаме. Ты не против?
— Дитя моё, я был бы счастлив, если бы ты поселилась здесь навсегда. Но ведь ты этого не сделаешь.
— Кажется, я смогу избавить тебя от иргинов. Мои люди мне помогут…
— Не вздумай трогать эти цветы! — ужаснулся старик. — Их даже огонь не берёт…
— Акамин, — с лёгким упрёком сказала Гинта. — Ты что, забыл, кто я такая? Ничего не бойся. Не пройдёт и года, как за твоими окнами снова появится прекрасный цветущий сад. Неужели ты этого не хочешь?
— Вечно я узнаю о твоих подвигах в последнюю очередь, — ворчал дед. Впрочем, вид у него был довольный.
Они ужинали в комнате с камином. Таома, давно не видевшая свою ненаглядную госпожу, отослала девочку-служанку и сама прислуживала за столом. Гинта уплетала за обе щеки. В лесу, конечно, хорошо, в гостях тоже, но дома лучше. Как давно она не ела деликатесов дворцового повара Хатума.
— Совсем исхудала, — вполголоса причитала Таома. — Где это видано, чтобы единственная наследница, да ещё в таком юном возрасте, целыми тигмами болталась неизвестно где, одна жила в лесу… На кого ты стала похожа? Кожа да кости!
— Таома, я просто сильно выросла. Разве ты не видишь — я уже с тебя… Да нет, пожалуй, я уже выше. А потолстеть никогда не поздно.
Таома ушла стелить аттане постель, а дед притушил диуриновые светильники. Комната погрузилась в уютный полумрак. Вечер дышал в открытые окна прохладой и ароматами летнего сада.
— Как ты умудряешься отнимать у иргинов нигму?
— Очень просто, — с набитым ртом ответила Гинта. — Санфалингина.
— Что-о?!
— Санфалингина, — проглотив, чётко произнесла девочка. — Сила четырёх стихий. Если соединить силу всех стихий, можно сделать очень многое.