Наследница из заброшки
Шрифт:
Женя рывком подхватился на ноги:
– Хватит! Хватит, хватит…! Что это за бред?! Кто в это поверит?
Она потрясла перед ним бумагой:
– Между прочим, всё, что здесь написано – не голословный трёп. Мне понадобилось провести с вашей женой немало времени, чтобы извлечь это.
– Что извлечь? Никогда не поверю, что Зина…
– А от вас никто и не ждёт, чтобы вы верили! – перебила его Александра Романовна. – Всё, что от вас требуется, это платить. Или вы передумали?
Казалось, сейчас ещё мгновение и
– Нет, нет, конечно же, нет…! Просто у вас там так написано, что, боюсь… это не подтвердится.
– Вы готовы платить? – холодно спросила Александра Романовна.
– Разумеется…
– Тогда подтвердится. Подтвердится, даже если я напишу, что больная Панова Зинаида Матвеевна улетела на луну и осталась там на ПМЖ. Забирают же некоторых инопланетяне.
Женя глуповато улыбнулся:
– Ну, это вы уж слишком.
Александра Романовна усмехнулась:
– Евгений, вы в какой стране живёте?! А психиатрия – это, между прочим, та наука, которая любого дураком сделает. Хотите проверить?
Она шагнула к нему. Он, держа её в поле зрения, попятился к двери. Александра Романовна провела по нему вмиг подобревшим взглядом. Она умела владеть собой и в доли секунды сменила гнев на милость. И почему-то уставшим голосом примирительно сказала:
– Да успокойтесь. Куда направились? А кто жену забирать будет?
– Как забирать? – опешил Женя.
– На время экспертной комиссии надо всё так организовать, как будто больная Панова сбежала. Заключение будет оформлено по результатам… – она взяла бумагу, которая уже лежала в папке поверх других бумаг, и потрясла ей: – вот этого вывода.
– И сколько дней ее дома держать? – в конец растерялся Женя.
– Пока не надоест.
Зина сразу узнала их красные Жигули, которые на фоне других машин выглядели чрезвычайно скромно. Но для неё это была самая лучшая машина в мире. Она с букетом шикарных роз в руках заняла место возле Жени и всю дорогу ворковала, вызывая у мужа добродушную улыбку. Пока у неё не зазвонил телефон.
Из сбивчивой речи подруги Зина поняла, что её бросил парень и Люба изрядно пьяна.
– Отвезёшь меня к Любе?
Женя не любил Любу. Ему не нравилась её манера совать нос в чужие дела. Но она была единственной подругой его жены, несмотря на полную противоположность их характеров.
Доехав до развилки, Женя повернул в сторону города и выехал на широкую улицу, которая вела к дому Любы.
– Беспокойная ты моя, всё о других печёшься. Ещё и домой не доехала, а уже спешишь кого-то там спасать, – увещевал он жену, поглаживая её руку.
– Не кого-то, а мою лучшую подругу Любашу! – возразила Зина.
– Твоя Любаша, кстати, ни разу тебя даже не проведала! – заметил Женя.
– Так я, вроде как, не в больнице лежала, – напомнила
В гостиной на столе стояла початая бутылка водки, кабачковая икра, обгрызенный батон и фотография темноволосого, смуглого парня в рамке. Любаша с растёкшейся тушью под глазами хлебала водку из стакана, зажмурив глаза и заедая кабачковой икрой, которую зачерпывала куском батона из банки.
Она не сразу заметила Зину, которая своим свежим, ухоженным видом составляла полный контраст пьяной, зарёванной Любаше.
– Так, что здесь за пьянство? – спросила Зина, отыскивая глазами вазу, чтобы пристроить розы.
Любаша кинулась к подруге, и, схватив ту в крепкие, пьяные объятия, проглатывая слова, затарахтела:
– Зина, Зинуля… как же мне жить теперь?! Я же спрашивала его: «ты женат»? А он: «нет, нет, не женат»! Я бы… да, если бы я знала, я бы давно его забыла. Я так любила его, любила… Зачем, Зина, зачем он так со мной? Я не знаю, как жить! Зина, что же мне делать теперь?! У него семья, понимаешь, дети! А я, я…
Зина почувствовала облегчение, когда Любаша выпустила её из объятий, – но, как оказалось, только лишь затем, чтобы наполнить стакан. Зина успела вовремя и, выхватив стакан уже, буквально, из рук Любаши, она пристыдила подругу:
– Нехорошо в одиночку! На, пей, подлец! – и выплеснула весь стакан в лицо парня на фотографии.
Любаша воззрилась на подругу обалделым взглядом. Но Зина невозмутимо наполнила стакан снова и подала его Любаше:
– А ну-ка, угости Дениску!
Любаша неуверенно взяла стакан из рук подруги, и, колеблясь всего пару секунд, вдруг со всей пьяной злостью вылила водку из стакана на фото парня. Зина подала ей мокрую фотографию:
– Давай, расскажи ему, всё расскажи, что на душе накипело! Поведай ему, что чувствует твоё разбитое сердце. Давай-давай, бери!
Любаша, сначала едва шевеля губами, но постепенно всё более входя в раж, стала тужить и выговаривать Дениске:
– Я же тебя спрашивала, а ты что говорил: «не женат, не женат…». Обманул. Страдать заставил…
Пока Любаша вела монолог своей души с фотографией, Зина приготовила ей ванну. Она набрала полную ванну тёплой воды, добавила туда салатовой пены, морской соли, на бордюре ванны зажгла свечи и поверх пены выложила розовые лепестки.
Зина возвратилась в гостиную. В её руках были голые, колючие стебли – это всё, что осталось от роз, которые ей сегодня утром вручил муж. Но ради подруги она готова была жертвовать чем угодно, только бы не видеть этих несчастных, заплаканных глаз.
Она села в сторонке, скрестив ноги по-турецки, и наблюдала за подругой, которая уже не могла остановиться и, икая, высказывала своему мокрому Дениске всё, что было на сердце:
– Помнишь, как нам хорошо было? Слушай, а Ялту помнишь? Я говорила тебе: «не пей». А ты не послушал, вот на пароходе тебя и укачало.