Наследница по кривой
Шрифт:
Разумеется.
Я уставилась на нее. Ни один мускул не дрогнул на моем лице. Ладно, Шарлотта, не подсказывай, позволь мне самой угадать, чьим именем ты назвалась.
— И ты сказала Эфраиму Кроссу, — ровным тоном произнесла я, — что тебя зовут Скайлер Риджвей.
Гениально. И все проблемы решены, не так ли? Очевидно, Шарлотта догадалась по моему лицу, что я отнюдь не в восторге от ее изобретательности, потому что торопливо заговорила:
— У меня не было выбора, Скайлер! Не было!
Получалось, что, назвавшись мною, Шарлотте ничего не оставалось,
— Честно говоря, — продолжала Шарлотта, — правду я ему сказала только однажды, когда он спросил о моем дне рождения. — Взгляд голубых глаз был чист, как у младенца. — Думаю, ты понимаешь почему. Он бы не поверил, что мне столько лет.
И тут я не выдержала. Верно, Шарлотта немного моложе меня, но по ее тону можно было предположить, что мне нужна инвалидная коляска. И это я слышу от женщины, которая крутила роман с шестидесятилетним мужчиной!
— Послушай, Шарлотта, — язвительно произнесла я, медленно вдохнув, — тебе не приходило в голову, что у меня могут возникнуть кое-какие проблемы?
Мышиный писк стал еще тоньше.
— У тебя не должно было возникнуть никаких проблем! — Трудно поверить, но она явно не чувствовала себя виноватой. — Скайлер, я не дура. Я с самого начала знала, что не смогу дурачить Эфраима вечно. Он все равно узнал бы правду рано или поздно. Но я думала, что к тому времени, когда он узнает, мой бракоразводный процесс подойдет к концу. И тогда уже будет все равно.
Похоже, Шарлотта не ожидала, что конец Эфраима Кросса наступит много раньше. Теперь она смотрела на меня чуть ли не сердито.
— Это был единственный способ, Скайлер. Повторяю, у меня не было выбора!
Я сцепила руки, пытаясь сдержать гнев. Секундочку. Алло, вы меня слышите? На мой взгляд, у Шарлотты была альтернатива, которую она проглядела. Очень простая альтернатива: почему бы не отложить любовную связь до окончания развода? Можно подумать, Кросс поставил условие: сейчас или никогда. Не перепутала ли Шарлотта роман с бизнесом?
Мне почему-то казалось, что предложение Кросса было бессрочным и он в любой момент подхватил бы Шарлотту, когда б она ни согласилась.
— Все было бы прекрасно, если бы он не умер! — выкрикнула Шарлотта.
Оказывается, она еще в обиде. Вроде того, как неприлично со стороны Кросса позволить себя убить в столь неподобающий момент! Как бестактно. Какое неумение планировать свою жизнь. Но сарказм испарился, когда я заметила слезы в глазах Шарлотты.
— Я… я никогда не думала, что с Эфраимом что-нибудь случится… что его… — Она так и не смогла закончить фразу.
Трудно было поверить, что женщина, у которой язык не поворачивается произнести это страшное слово, может хладнокровно совершить страшное дело. Скорее всего, Шарлотта невиновна. Либо некоторым лауреатам «Оскара» следует брать у нее уроки.
Пора было что-то сказать.
— Почему же, когда Эфраима нашли мертвым,
Понимаю, вопрос довольно глупый.
Что касается Шарлотты, то она сочла мой вопрос совершенно идиотским, поскольку начала говорить очень медленно, с расстановкой, словно иначе до такой тупицы, как я, не дойдет.
Узнав об убийстве Эфраима, Шарлотта запаниковала. Особенно после того, как прочла в «Курьере» о цветке, оставленном в машине жертвы. Было ясно, что полиция захочет побеседовать с женщиной, которую Эфраим называл своим "лютиком".
— И мне пришлось, — плачущим голосом поведала Шарлотта, — что-то придумать.
Напридумывала она немало. Например, подложила записку Кросса в мою машину и увела мою воспитательную фотографию. А в выходные, воспользовавшись дубликатом ключа от офиса Кросса, который он ей дал, подсунула фотографию в верхний ящик письменного стола, где ее и нашел Матиас.
Я слушала, не перебивая, но внутри у меня все так и кипело от гнева.
Шарлотта, очевидно, заметила, как тяжело я задышала и как сузились мои глаза, и поторопилась заявить:
— Мне очень жаль, Скайлер. Правда. Но я не могла позволить Леонарду забрать моих детей!
Узнав, что мне оставлено 107 640 долларов, Шарлотта, разумеется, сразу поняла, что деньги принадлежат ей.
— Но если бы я попыталась их востребовать, Леонард немедленно начал бы оформление опеки. Я уверена! Поэтому мне ничего не оставалось, как затаиться. Пусть все думают, что с Эфраимом была связана ты.
— Шарлотта, они думают, что я не только была с ним связана. Они также думают, что я его убила.
Она пожала плечами, словно я несла околесицу.
— Чушь. Я его не убивала, значит, и тебя никто не вправе обвинить. Конечно, я понимала, что полиция захочет с тобой побеседовать, но не могут же они всерьез думать…
— Поверь мне, Шарлотта, — перебила я, — полиция очень всерьез задумалась, не я ли убила Кросса. И не только полиция. Многие придерживаются того же мнения: например, родные Эфраима, его адвокат… — Тут я кое о чем вспомнила и разозлилась еще сильнее. — Почему в меня стреляли? Не потому ли, что кто-то всерьез считает «лютика» Эфраима Кросса виновным в его убийстве? Не знаю, кто этот стрелок, но замашки «лютика» ему явно не по душе!
Шарлотта недоуменно уставилась на меня.
— Но, Скайлер, какая ерунда! Я не любила Эфраима, не собиралась за него замуж и понятия не имела, оставит он мне наследство или нет. У меня не было мотива!
Я пристально глядела на нее. Голос Шарлотты звучал вполне искренне. Однако Банни Листик и Эдисон Гласснер в один голос утверждали, что подружка Эфраима Кросса знала о его намерении оставить ей наследство. Об этом им поведал лично Кросс. Возможно, Кросс наврал, чтобы от него отвязались? Ведь Гласснер пытался отговорить клиента вносить в завещание имя случайной знакомой. Кросс мог заявить, что якобы уже поставил в известность подружку и теперь ему некуда отступать. Таким образом он заткнул рот Гласснеру и поступил по-своему.