Наследница по кривой

Макклеллан Тьерни

В целом это вовсе не так уж неплохо. Теперь у нас есть время поговорить. И лучше узнать друг Друга.

Пока мы с Матиасом узнаем друг друга, Шарлотта крепчает на глазах. Прошло три недели с тех пор, как мы разобрались с Леонардом, и вчера, когда клиент начал орать на нее по телефону из-за того, что его закладная не была принята, Шарлотта гаркнула в ответ: "Послушай, зануда, я не виновата в том, что у тебя не хватает денег на шикарный дом!"

И бросила трубку.

Шарлотта также становится все откровеннее насчет своих отношений с Леонардом. Этот

тип был далеко не таким любящим мужем, каким себя преподносил. Ревнивый и властный, он не выпускал Шарлотту из вида все время, пока они были женаты. Он ее не бил, но подавлял морально, внушая бедной Шарлотте, что ей никогда не стать самостоятельной. Переехав из дома родителей в дом мужа, Шарлотте неоткуда было набраться ума-разума. Ведь всю жизнь ее кто-нибудь опекал.

Теперь я понимаю, что Шарлотте потребовалось все ее мужество, чтобы пойти на разрыв. И даже уйдя от мужа, она не была уверена, по ее собственному признанию, что сможет прожить одна. Тем более что старина Леонард стремился задавить на корню ее стремление к независимости.

— Если мне нельзя было доверить даже управление машиной, — поведала мне Шарлотта вчера, — как же, черт возьми, я смогла бы обеспечить себя и детей?

Ах да, Шарлотта теперь чертыхается и даже употребляет кое-какие выражения покрепче. Она определенно становится необузданной женщиной.

Полагаю, Эфраим Кросс, царствие ему небесное, обнаружил эту необузданность раньше всех.

Теперь, когда Леонард в тюрьме, Шарлотта, похоже, начинает понимать, какая она на самом деле сильная. Она также понимает, как сильно нуждаются в ней ее дети. Хотя Донни и Мэри чувствуют себя лучше, чем можно было предположить, не думаю, что в тот день они лишь по чистой случайности звали только одного человека — «мамочку»! По словам Шарлотты, Леонард всегда был слишком занят, чтобы стать хорошим отцом. Так что дети в отсутствие папы выглядят даже более счастливыми, чем прежде.

Кроме того, сто тысяч долларов неплохо помогли Шарлотте разобраться с финансовыми проблемами. Мы с ней пришли к соглашению. Хотя я отлично понимала, что не должна брать этих денег, — Кросс определенно оставлял их не мне, — Шарлотта настояла на том, чтобы я получила мои обычные риэлторские комиссионные — семь процентов. Думаю, их можно назвать надбавкой за риск.

Что я могла ответить на ее предложение? Ничего, кроме "большое спасибо, не откажусь".

Слушая откровения Шарлотты, я также придумала, что сказать моим сыновьям, Даниэлю и Натану. Наверное, истинная правда: если тебя все время опекают, ты навсегда останешься ребенком. История отношений Шарлотты и Леонарда побудила меня заявить мальчикам, что они могут больше не рассчитывать на помощь матери в латании пробоин и затыкании дырок. Я наотрез отказалась выдавать им впредь деньги на продукты, кроссовки и прочее.

Их стоны услышали бы аж в штате Теннесси.

Получается, что я записала сыновей в школу выживания. Надеюсь, они ее окончат.

У меня есть и другие надежды.

Связанные с Матиасом.

Я провожу немало свободного времени у его

больничной койки. Конечно, стараясь подгадывать свои посещения так, чтобы не столкнуться ненароком с его матерью.

Мы с ней уже как-то столкнулись. Думаю, мне надолго хватит впечатлений.

Случилось это в холле больницы: Харриет выходила из лифта, а я в него заходила. Увидев меня, Харриет немедленно напряглась, и я догадалась, что эту даму не очень-то тронула забота, которую я проявляла о ее сыне.

Харриет сначала холодно уставилась на меня, потом на воздушные шарики, которые я держала в руке, — я принесла дюжину разноцветных шариков, и на каждом было написано: "Выздоравливай!" Затем перевела ледяной взгляд на пакет, который был у меня в другой руке: книги и журналы для Матиаса. А потом уже Харриет в упор меня не видела. В основном по той причине, что ее глаза превратились в очень узкие щелки.

Я попыталась не принимать близко к сердцу поведение Харриет. Пока морщины между бровей и у рта этой дамы становились все резче, угрожая превратиться в траншеи, я улыбнулась со всей благожелательностью, на какую была только способна, учитывая обстоятельства, и бодро солгала:

— О, миссис Кросс, как приятно снова увидеться!

В ответ ни слова. Она даже не удостоила меня кивком.

Подозреваю, что если бы у Харриет была при себе булавка, плакали бы мои шарики.

Похоже, миссис Кросс до сих пор сомневается в том, что не я крутила роман с ее покойным мужем. Уж если человеку что-нибудь втемяшится в голову, его трудно разубедить.

Правда, Матиас, в отличие от его мамочки, жаждет избавиться от некоторых навязчивых идей. Теперь он любит повторять, с нежностью глядя на меня: "Знаешь, Скайлер, я ни секунды тебя не подозревал".

Пока я успешно противлюсь искушению напомнить ему его первые слова, обращенные ко мне, и в ответ твержу то же самое. Про то, как я никогда его не подозревала. Ни секунды. Ни тысячной доли секунды.

Думаю, мы оба знаем, что привираем, — так, самую малость. Я также думаю, что мы оба знаем, что между нами происходит нечто особенное.

Когда я не навещаю Матиаса и не работаю, то запускаю видеокассету с Джейн Фондой. Но теперь, пока мисс Фонда гоняет меня, я больше не изобретаю способы ее умерщвления. На мой взгляд, убийство слишком ужасная вещь, чтобы быть темой для шуток.

Нет, теперь, нагибаясь, приседая, дрыгая ногами и прыгая до седьмого пота под отрывистые команды Джейн, я думаю совсем о другом.

Доктора говорят, что Матиаса выпишут из больницы не ранее чем через две недели, после чего ему придется пройти курс физиотерапии. Полагаю, у меня достаточно времени, чтобы сбросить три кило.

И тогда, если мы с Матиасом все-таки станем встречаться, — не постесняюсь добавить: в любом смысле этого слова — я буду выглядеть точно так же, как на моей воспитательной фотографии. Которую, между прочим, Матиас мне до сих пор не отдал.

Так что убийств я больше не планирую.

Теперь у меня иные замыслы.