Наследница Роксоланы
Шрифт:
Однако что-то странное сейчас просвечивало сквозь их жесты и позы, как дно хауза сквозь воду. Не угроза, нет. Напряженность? Непонимание? Поди знай, тут слова слышать надо – и то не наверняка поймешь…
Айше украдкой посмотрела на близнецов. Те тоже почуяли неладное, тоже тревожились – и недоумевали.
За окном коротко и ослепительно сверкнула сталь. Теперь сделалось окончательно ясно: предмет, который рассматривает Мустафа, действительно кинжал. Вот сейчас шахзаде снял ножны, они у него в левой руке, благородно-янтарные (из янтаря,
– Это же… – потрясенно выдохнула Бал. И осеклась.
– Ничего особенного, – угрюмо продолжил ее брат, перехватив вопросительный взгляд Айше. – Бебут побратима нашего отца.
Ну, значит, бебут, а не бичва, не индийский катар, не кама или джамбия, не еще что-то там. Для мальчишек это очень важно: какая у каждой из этих разновидностей кинжала форма клинка и рукояти, как именно им человека лучше всего резать, а как совсем не ст'oит.
(Тут же Айше пугливо объяснила сама себе, что под мальчишками она подразумевает только Бека и… ладно, пусть его сестру тоже. А еще их отца. Но ни в коем случае не своего отца. Как можно!)
Впрочем… Побратимство – это серьезно не только для мальчишек. А если этот кинжал действительно родовое оружие, хранящееся в их семье еще с тех пор, как отец ее друзей (да, так!) не носил имя-прозвище Аджарат…
– Вот именно, – все так же мрачно ответил мальчик, без слов угадав так и не заданный вслух вопрос. – В нашем роду этот бебут хранится с той самой ночи, как мы с сестрой…
– Родились, – невольно подсказала Айше.
– …Были зачаты, – завершил он, опять без всякого смущения.
– Тогда наш отец и стал Хызром, – шепотом добавила девочка что-то вовсе непонятное, вконец запутав свою старшую подругу.
Опять семейные тайны какие-то сгустились, подобно грозовым тучам. И, как видно, эти тайны вправду грозные. Не понять только почему.
Тут Айше едва удержалась от вскрика, причем совсем не из-за этих тайн. Пардино, о котором она совсем забыла, вдруг длинным скачком махнул на открытое пространство перед домом – прямо через их головы и через живую изгородь. Следующий прыжок – и он уже оказался на веранде, взметнув свое тело вверх даже с большей легкостью, чем Ламии это недавно проделал вниз.
По самой веранде он уже прошествовал вальяжно, как и подобает хозяину дома, дворца и всех его окрестностей. А на подоконник оружейной комнаты вспрыгнул уже с подлинно владычественным, царственным видом. И развалился там, позволяя собой любоваться. А еще – отвлекая на себя внимание.
Вовремя. Потому что напряженность, кажется, уже приближалась к опасному рубежу.
Мустафа усмехнулся, что-то произнес. Указал на Пардино – рукой с кинжалом, сам не заметив этого! – и, к счастью, остановился на полудвижении, когда зверь, только что лениво возлежавший на подоконнике, как на троне,
Шахзаде снова усмехнулся. Вложил клинок в янтарные ножны. Покачал головой, снова осторожным и плавным движением показал на рысь, без гнева, кажется, даже восхищаясь, но Аджарат шагнул к Пардино-Бею, положил ладонь на пятнистый загривок…
И ничего не произошло. Зверь не выказал злобы, но остался на прежнем месте, даже голову отвернул, явно не намереваясь повиноваться.
– Кто пойдет, я или ты? – быстро прошептала девочка, обращаясь к брату.
– Вместе, – так же быстро ответил тот уголком рта.
– Он что, только вас слушается? – догадалась Айше.
– Еще маму. А вот отца – не очень. Ой, что сейчас будет… – вздохнула Бал. – Ну, ты притаись тут, а мы пойдем к ним.
Однако близнецам не пришлось подниматься из-за живой изгороди на глазах своего отца и отца Айше, недвусмысленно демонстрируя, что они все это время там и прятались. В глубине дома мелькнула тень: женщина, до глаз укутанная в покрывало, возникла на пороге внутренней двери, коротко поклонилась шахзаде Мустафе и, выпростав из-под покрывала руку, поманила к себе рысь.
Ни мгновения не помедлив, зверь соскочил с подоконника внутрь комнаты. Еще миг – и он уже терся о ноги женщины. Это, разумеется, Эдже, его хозяйка; хотя кто бы мог подумать, что она здесь, под своим кровом, придерживается столь… гаремных обычаев: чтобы соблюсти приличия перед гостем, даже столь высоким, хватило бы и легкой чадры.
А в следующую минуту женщина, снова поклонившись высокому гостю, пятится внутрь дома, исчезает там. Рысь, как привязанная, спешит за ней, тоже скрываясь из виду.
Двое мужчин остаются в оружейной комнате.
Видимо, все уже сказано, но их беседа, так и не достигшая ушей прячущихся за живой изгородью подростков, требует какого-то завершения. Шахзаде протягивает хозяину дома оправленный в янтарь бебут, как бы возвращая его… но именно «как бы», на самом деле в этом возвращении различима толика ожидания. И действительно, Аджарат, приняв кинжал обеими руками, подносит его к сердцу, ко лбу – и возвращает своему повелителю.
Это дар.
Повелитель явно очень доволен. Что при этом чувствует даритель, понять сложно.
Айше с любопытством окинула взглядом близнецов. Они насуплены. То, что случилось, им крайне не по душе.
– Да что вы, право слово? Сами знаете, ведь нет же высшей чести… – начала она, стремясь их утешить.
– Да, конечно, – совершенно забыв о вежливости, прервала ее Бал. – Давай-ка, пока не поздно, выбираться отсюда. Твой отец, высокодосточтимый санджак-бей, судя по всему, вот-вот соберется покинуть наш дом. И только Аллаху ведомо, через какую калитку он на сей раз захочет это сделать. Если через главную, то мы все окажемся здесь как на ладони…