Наследница страсти

Джойс Бренда

Перед ней была картина — портрет в натуральную величину. Невозможно было ошибиться в том, кто был изображен на этой картине. Солнечным днем в саду среди тюльпанов сидела Кейт. Она была потрясающе красива.

— Алекс! Посмотри, что я нашла!

— Вижу, — только и сказал он, подойдя сзади.

Глядя на Кейт, Джил внезапно поняла, какое чувственное у нее лицо. Глаза потемнели, манят к себе, рот приоткрыт, словно она только что сделала вдох или вот-вот заговорит. Кейт была полностью одета, но впечатление картина производила далеко не невинное.

И Джил вдруг

вспомнила себя на фотографии, сделанной Хэлом. На том снимке у нее было точно такое же выражение лица.

— Я видел этот портрет раньше, — тихо проговорил Алекс.

Джил вздрогнула.

— Что?

— В детстве мы частенько забирались сюда. В тот день, когда мы нашли этот портрет, мы были здесь все четверо: я, Томас, Лорен и Хэл.

У Джил заныло сердце.

— Хэл видел ее.

Алекс кивнул.

— И что потом?

— Ничего. Пришла экономка, отругала нас. Конец истории.

— А Хэл тогда в первый раз увидел Кейт?

— Не знаю.

Алекс лгал. Джил облизнула пересохшие губы.

— И как Хэл отреагировал на картину?

— Не помню. Я умираю от голода.

«Он переменил тему, значит, что-то знает и не говорит», — подумала Джил.

— Одержимость Хэла началась в тот день, да?

— Понятия не имею. Ты закончила допрос?

— Это не допрос. Я просто удивлена, что ты ни разу не упомянул об этом портрете.

— Я забыл о нем.

— Понятно, — отозвалась Джил. Может, Алекс и правда забыл о нем. — Дай я еще загляну в коробки, и пойдем.

— Тебе не надоело?

— Нет.

Она направилась к картонным коробкам, размышляя, кто спрятал картину. Потом он поняла, почему ее спрятали. Кейт умерла, и все, связанное с этим делом, должно было исчезнуть. Разумеется, кто-то из членов семьи спрятал портрет, иначе он висел бы где-нибудь, например, в Аксбридж-холле, и все спрашивали бы о Кейт, не давая похоронить эту тайну.

В желудке у Джил заурчало. Не обратив на это внимания, она с мрачной миной открыла уже шестую коробку. В ней хранилась стеклянная посуда. Она уже собиралась закрыть ее и сказать Алексу, что готова идти, когда посмотрела на бокалы для вина, отделенные друг от друга картонными перегородками. Неизвестно зачем, но не в силах отделаться от мысли, что кто-то желает непременно скрыть правду о Кейт, Джил вынула четыре бокала, затем еще четыре. Ниже лежали восемь бокалов для коньяка. Она вынула и их. Дно коробки было выстлано кусками газет.

— Что ты делаешь? — полюбопытствовал, подойдя к ней Алекс. — В сундуке одежда — детская одежда.

— Не знаю, — ответила Джил, собираясь вернуть бокалы на место. — Я уже тоже созрела для ленча.

Джил еще раз заглянула в пустую коробку, где не осталось ничего, кроме обрывков бумаги. Ни о чем не думая, она вытащила и их, под ними ничего не было. Чувствуя себя последней дурой, она посмотрела на обрывки в руке и замерла. Она поняла, что куски газеты были вовсе не рваными, хотя и разной формы. Она смотрела на аккуратно вырезанные из разных газет статьи. На верхней она заметила дату — 1909 год.

Теперь уже Джил не сомневалась, что это не совпадение.

Она

разгладила кусок газеты — это была целая статья в четыре абзаца. Небольшой, но набранный жирным шрифтом заголовок гласил: «Поиск наследницы Галлахеров заканчивается». Статья от 15 сентября 1909 года.

Едва дыша, Джил просмотрела другие вырезки. Все они касались исчезновения и поисков Кейт.

— Алекс! На дне коробки лежали вырезки из газет, посвященные исчезновению Кейт! — хрипло закричала Джил, разглаживая куски газетной бумаги. И тут в мозгу у нее что-то щелкнуло — эти вырезки тоже спрятали.

Еще один заголовок попался ей на глаза, дата — 15 января 1909 года. «Закрытые свидетельские показания лучшей подруги не дали ключа к разгадке тайны Кейт Галлахер».

Алекс присел рядом с ней на корточки.

— Так, так, — сказал он. — Кто-то собирал сувениры.

Джил встретилась с ним взглядом.

— Вопрос — кто?

1 июня 1907 года

Над лужайкой разносился смех, сливаясь с веселыми криками играющих детей и лаем собак.

— Какая идиллия, — вздохнула Кейт, обращаясь к Энн.

Девушки стояли неподалеку от темного, мерцающего пруда, по нему плыла стая уток, за которыми следовала пара роскошных лебедей. На другой стороне пруда стоял Суинтон-холл, охотничий домик лорда Уиллоу. Домик этот был старым шотландским замком, квадратным, массивным, со старинными парапетами, над которыми на фоне ярко-голубого неба развевались флаги с гербами Уиллоу — синие с золотом. С десяток дам и джентльменов и несколько детей, помимо двух подруг, принимали участие в пикнике.

— Я всегда как-то по-особому любила Шотландию, — с улыбкой заметила Энн. Обе в белых шелковых платьях, с желтой отделкой — у Кейт и зеленой — у Энн, девушки, взявшись за руки, гуляли вокруг пруда. — Я всегда хотела, чтобы отец купил дом где-нибудь на севере, но он отказывается. По-моему, отец — единственный англичанин, который презирает охоту.

— И это очень странно, — засмеялась Кейт.

— Энн!

Кейт замерла при звуке пронзительного голоса леди Бенсонхерст. Девушки обернулись, причем Энн с такой же неохотой, как и Кейт.

Почтенная леди подошла к ним в сопровождении красивой дамы лет сорока, которую Кейт презирала не меньше, чем мать Энн. Леди Сесилия Уиндэм улыбнулась Энн и посмотрела сквозь Кейт, словно той вообще не существовало. Кейт знала, баронесса не любила ее, потому что в присутствии Кейт лишалась внимания представителей мужского пола, к которому так привыкла.

— Энн, мы с Сесилией едем в деревню, чтобы купить те восхитительные колокольчики, которые мы видели два дня назад. Хочешь поехать с нами? — Леди Бенсонхерст улыбнулась дочери, намеренно игнорируя Кейт.

Энн посмотрела на подругу.

Та послала ей выразительный взгляд.

— О, прошу прощения, ты тоже можешь присоединиться к нам, Кейт, — сказала леди Бенсонхерст.

— Я, пожалуй, пас. — Кейт сознательно использовала фразу, которую джентльмены произносят при игре в покер.

Леди Бенсонхерст узнала жаргон и разозлилась.