Наследница ведьм
Шрифт:
– Что ж, время покажет, кто из нас был прав. А сейчас, пожалуйста, подвези меня куда-нибудь, где я смогу сесть на автобус до Детройта, - отворачиваясь и смахивая слезы с ресниц, попросила она.
– И позволить тебе одной добираться в Детройт? Ну уж нет. Я сам довезу тебя. И даже не пытайся спорить, - остановил он ее, видя ее попытки возразить. И Эмбер не осталось ничего другого, как забраться на заднее сиденье машины и устроиться там, поджав под себя ноги и закутавшись в куртку Бобби, чтобы унять сотрясавший тело озноб.
Она вдруг вспомнила о своем ребенке, внезапно оказавшемся
К тому же после всего случившегося смерть казалась ей почти желанной – по крайней мере, она давала надежду на встречу с теми, кто ждал ее по то сторону, и обещала избавление от боли в разбитом сердце.
Говорить ни она, ни Бобби не хотели, поэтому всю дорогу они молчали и слушали какую-то рок-станцию. И каждый раз, когда ди-джей ставил одну из любимых песен Дина, Эмбер приходилось сдерживаться, чтобы не завыть от тоски, а Бобби с сочувствием смотрел на нее в зеркало заднего вида, не решаясь спросить, не хочет ли она, чтобы он переключил волну.
Пару раз он сам переключался на новостные каналы, но поездка под обсуждение экономических проблем казалась Эмбер еще более невыносимой, и тогда она сама просила его вернуть музыку обратно.
Под конец пути она неожиданно для себя заснула, а проснулась от голоса Бобби.
– Приехали, Эмбер, - сказал он, и, выглянув из окна, она увидела дверь своего магазина.
– Ну, вот и отлично, - пробормотала она, выбираясь из машины. – Ты зайдешь? Я вскипячу чайник или сварю кофе…
– Что-то мне подсказывает, что тебе сейчас не до кофе. Так что я вполне могу выпить его где-нибудь в кафе поблизости, - внимательно посмотрел на нее охотник. – Я, конечно, могу остаться, да мне бы и не хотелось бросать тебя одну…
– Вот и не бросай. Конечно, это не потому, что я собираюсь самоубиться или что-то вроде того. Просто ты, наверное, безумно устал после всей этой поездки, и я не могу отправить тебя назад вот так, - сказала Эмбер, слабо представляя, чем сейчас может быть приятно для Бобби ее общество, но боясь показаться негостеприимной.
– Что ж, я бы, пожалуй, и правда, отдохнул. Все-таки не каждый день приходится умирать, а потом воскресать. А перекусить мы можем и позже, - согласился охотник, и, устроив его в гостевой спальне, Эмбер села на свою кровать и уставилась на стену, соображая, как ей жить дальше и стоит ли жить вообще.
Говоря Бобби о том, что не думает о самоубийстве, она сильно лукавила. Только за время поездки эта мысль приходила ей в голову раз пять. Однако напоминания о новой жизни, растущей в ее теле, заставляли гнать ее прочь.
«Надо просто как-то дальше жить», - тихо повторяла она, обхватив себя руками, чтобы согреть внезапно
«Надо прожить хотя бы то время, пока здесь Бобби», - добавила она и пошла умываться и переодеваться, чтобы не выглядеть совсем уж жалко. Хотя с этим взглядом побитой собаки, который появился у нее после слов Дина о том, что им нужно расстаться, это было сложно.
Ужин у них получился странный. Каждый не знал, что сказать и больше молчал, поедая заказанную Бобби еду из китайского ресторана. Правда, Эмбер не столько ела, сколько елозила вилкой в коробке, рассеянно наматывая на нее лапшу.
В итоге сразу после ужина Бобби сказал, что, пожалуй, поедет, а у Эмбер не хватило сил на то, чтобы уговорить его остаться. Они попрощались, пообещав не терять связи и всегда звонить друг другу при первой же необходимости. А когда за ним закрылась дверь, Эмбер смогла, наконец, снять с лица маску легкой грусти и вновь отдаться во власть бесконечной черной тоски.
========== ЭПИЛОГ ==========
Мир, где Дин был, но существовал отдельно от нее, казался ей чужим и враждебным. Ей не хотелось выходить на улицу, смотреть на небо, видеть людей. Почти все дни она проводила, лежа в кровати, то засыпая, то просыпаясь и бездумно изучая узор на обоях. Она бы с радостью обошлась без еды и позволила себе умереть от истощения, но маленький паразит внутри нее требовал пропитания. И тогда она силой гнала себя вниз на кухню, где доедала оставшиеся в холодильнике запасы еды, с ужасом ожидая, что они закончатся, и тогда ей придется, наконец, выйти на улицу.
Она упрекала себя в том, что ребенок, недавно казавшийся столь желанным, стал ей вдруг совершенно безразличен. Но объясняла это тем, что ей стала безразлична она сама. У нее не было сил ни ходить, ни разговаривать. Что уж говорить о том, чтобы заботиться о ком-то другом.
Телефон не звонил. И лишь после двух суток тишины Эмбер поняла, что забыла его зарядить. Впрочем, эта тишина казалась ей благословением, и она даже порадовалась своей забывчивости. Одиночество и тишина – это всё, что ей сейчас было нужно.
Однако через неделю после ее возвращения, в дверь позвонили. Услышав пронзительный звук звонка, Эмбер лишь еще глубже зарылась под одеяло и подумала, что ничто на свете не заставит ее выбраться из своей берлоги.
Но пришедшая в следующий миг мысль о том, что это может быть Дин, мечтающий о примирении, погнала ее вниз. К тому времени посетитель уже не только звонил, но и барабанил в двери, а затем произнес голосом Марты, что никуда отсюда не уйдет, пока Эмбер ей не откроет.
Услышав это, Эмбер застыла на месте, надеясь, что кузина передумает и уйдет, но Марта была не из тех, кто пасует перед трудностями – сказывались долгие годы всевозможного воздержания. Поэтому, не дождавшись ответа, она села в машину и стала давить на сигнал, разнося этот невыносимый звук по всему кварталу. Так что в итоге Эмбер пришлось нарушить свою клятву и открыть дверь магазина.