Наследница. Графиня Гизела (сборник)

Марлитт Евгения

Заметил ли молодой человек, что, выйдя из ворот Белого замка, он пошел в противоположном направлении?

Студент заботливо взял брата за руку, заглянул ему в лицо и понял, что в эту минуту страшная душевная мука овладела всем существом молодого человека и гнала его вперед. Он молча пошел рядом.

Так и шли они все дальше и дальше по залитому лугу, через низкий ольшаник, не замечая, что их ноги вязнут в болотистой почве. Уже туман разостлался над долиной, когда они поднялись на гору. Но что может спасти раненного насмерть оленя, даже если он и скрывается от глаз охотника? Он уже несет в себе смерть, он мчится с ней через горы

и долины. Уста молчат, но в этом безмолвии еще громче вопиет предсмертная мука.

Горный мастер достиг уже площадки горы, в то время как студент отдыхал, прислонясь к дереву на склоне.

Наступившая темнота накрыла долину, лишь пенящаяся река слабо поблескивала, и в горах гулким эхом отдавался ее грозный ропот. В селении зажигались огни, дым из печей завода поднимался к небу. В Белом замке ярко светились окна. Его превосходительство, вероятно, уже катил в город, спеша к придворному балу, и на его бледном лице с сонливо опущенными веками было торжество, а на роскошной мягкой софе графини Фельдерн в эту минуту, возможно, отдыхала дочь несчастной слепой старухи. В блестящем шелковом платье от царских милостей и щедрот мечтала она о том, что с появлением новой придворной дамы взойдет ее ослепительная звезда. Длинная галерея предков в покинутом Лесном доме — этот увековеченный кистью прототип боярской спеси — оживет в юном отпрыске, и древнее имя снова будет гордо звучать при дворе. В хрупком существе скрывалась порода, строгий дух предков. Драма, для исполнения ролей в которой этот ряд высокородных охотников предоставил немало актеров, разыгрывалась и ныне: в жертву аристократической гордыне была принесена любовь.

Измученный до полусмерти студент уговорил брата вернуться домой. Они с трудом спустились с горы и теперь стояли в глубоком ущелье, где, пенясь и клокоча, несла река свои вздымающиеся воды.

Взошла луна и осветила мутную массу воды с несущимися по ней деревьями. Вода в реке была почти наравне с берегом.

Чуть ниже, в гнездившейся в лощине деревушке, показались люди. Мужчины и женщины несли на головах постели и кое-какую домашнюю утварь, дети гнали перед собой пару коз.

— Ночью будет неладно, вода все прибывает! — обратился один из шедших к горному мастеру.

Люди эти переселялись в другие, построенные повыше лачуги.

Эта весть как бы отрезвила мужчину. Он быстрым шагом пошел вдоль реки — все его работники, живущие в Нейнфельде, были в опасности.

Он вгляделся в то, что несла в своих водах разлившаяся река: вот дверь, за ней, между поленьями дров, балки, драницы крыш…

А тихая луна льет свои серебряные лучи на эту мрачную картину.

На нейнфельдской башне пробило девять. Проплутав четыре часа, братья подошли к мосту. Студент от усталости был близок к обмороку. Вдруг на противоположном берегу показался Зиверт. Он махал руками и что-то кричал, но за шумом плотины ничего нельзя было разобрать.

В то время как горный мастер остановился, силясь расслышать слова старика, студент нетерпеливо ступил на мост и пошел далее.

Крики старика усилились, он как безумный замахал руками, и в эту минуту раздался треск, проносившиеся балки ударились о сваи, те стали погружаться в воду; волны в один момент разнесли подгнившие подпорки моста, и студент исчез в неистовой пляске досок, балок и деревьев.

Горный мастер бросился за ним.

Ослабленный болезнью, молодой человек погибал в стремительном

потоке. Даже такой сильный мужчина, как смотритель завода, не мог противостоять напору воды: дважды он напрасно протягивал руку несчастному, но их неумолимо несло к плотине. Наконец Теобальду удалось схватить брата. Но тут случилось самое ужасное: студент как бы обезумел: он не узнавал своего спасителя, отбивался от него, защищаясь от спасающей руки с таким же отчаянием, как и от готовых поглотить его волн.

Но, тем не менее, они приближались к берегу. Последним, титаническим усилием мастер вытолкнул брата на берег, где Зиверт поймал его за руку и вытащил из воды.

Именно в этом месте река была наиболее глубока, а берег возвышался фута на три над поверхностью воды.

Последнее движение, которым он выбросил на берег брата, откинуло его самого на середину реки. И снова началась борьба, теперь уже за собственную жизнь. Или не дорога уже ему была эта жизнь, или действительно силы изменили ему, но молодой человек вдруг исчез.

Зиверт в отчаянии метался по берегу, заламывал руки и звал тонущего. И вдруг высоко над водой мелькнуло бледное как смерть лицо, руки сделали как бы прощальный жест. Старый солдат клятвенно утверждал всю оставшуюся жизнь, что видел улыбку на этом лице. «Прощай, Бертольд!» — разнеслось над водой.

Доски и палки сомкнулись над местом, где погибли молодость, красота и честное, мужественное сердце. Старый солдат стоял на берегу, не в силах оторвать глаз от мчавшейся водной массы, у плотины он вновь заметил взмах рук, затем все с грохотом исчезло в глубине…

На нейнфельдском кладбище, рядом с могилой слепой, похоронен был и горный мастер. Тело погибшего нашли неподалеку от Нейнфельда зацепившимся за ивовый кустарник. Ходил слух, что и студент утонул, ибо с той ночи он бесследно исчез. «К своему счастью», — говорили люди. В замке с негодованием обсуждалось, какие ужасные вещи наглый, дерзкий «дьявол» наговорил его превосходительству, и все считали, что это неслыханное преступление требует достойного возмездия.

Год спустя после этих событий, когда первые весенние цветы распускались на могиле горного мастера, в придворной капелле А. совершалось бракосочетание.

На хорах теснилась знать, присутствовали даже члены княжеской фамилии.

Невеста, словно мраморное изваяние, стояла неподвижно. В глазах ее светилось торжество: все, чего она так жаждала, к чему жадно протягивала руку — блеск и высокое положение в свете, — было достигнуто.

Увешанным орденами женихом был барон Флери, министр, а рядом с ним стояла придворная дама Ютта фон Цвейфлинген, «дочь барона Ганса фон Цвейфлингена и Адельгунды, урожденной баронессы фон Ольден».

— Безупречный союз, ваша светлость, — прошептала обергофмейстерина с улыбкой глубокого почтения, обращаясь к княгине и кланяясь чуть не до земли.

Глава 10

Одиннадцать лет прошло со дня смерти горного мастера.

Радостно забилось бы сердце покойного, с теплотой и участием относившегося к нуждам своих земляков, при виде нейнфельдской долины.

Белый замок, не тронутый ни временем, ни непогодой, возвышался среди зелени, как будто все эти годы сохранялся под стеклянным колпаком.

Высокой белой стеной отделенный от всего живущего вне его, этот строго охраняемый, заповедный мирок столь же консервативно прозябал в приданной ему форме, как и сами принципы аристократии.