Наследница
Шрифт:
— Такая лошадь дорого стоить будет. Ведь ещё исхитриться надо, что б добыть такую.
— Это не важно. Я знаю, сколько может стоить подобная роскошь. Столько и дам. Половину — вперёд.
— А не боишься? Вот возьму твои денежки — и ищи ветра в поле! — засмеялся цыган.
— Не боюсь. Я жила в семье цыгана. Я верю тебе, знаю, что, если пообещаешь — сделаешь. И обманывать в голову не придёт… Так поможешь?
— Помогу, — уже серьёзно ответил торговец. — Денег вперёд не надо, сам заплачу. Когда достану, куда привести лошадку?
Элен
— Масть-то, какая лучше?
— Любая. Только — чтобы жеребец и отличный.
— А с каким табором ты ходила? — спросил вдруг цыган.
— Далеко это отсюда было, там, где город Орёл.
— А как же ты барыней сделалась?
— Об этом говорить не стану, незачем. Так карты легли.
Он кивнул и больше ни о чём не спрашивал.
Когда отошли от реки, Юзеф покачал головой:
— Нет, ты видно никогда не перестанешь меня удивлять. Ты говорила с ним по-цыгански! И он относился к тебе, как к своей.
— Но я же говорила тебе, что жила в таборе. А значит, должна была разговаривать с окружающими меня людьми, чтобы меня понимали, и сама должна была научиться понимать их. Или ты думаешь, что я постоянно молчала? И что удивляться, что он видит во мне равную? Ведь и для меня цыгане — свои, близкие, я их понимаю лучше, чем другие.
Через четыре дня в ворота дома постучал цыган. Ему сразу открыли, поскольку были предупреждены хозяйкой, и он ввёл во двор великолепного вороного коня. Элен, вышедшая ему навстречу, была в восторге. Отдав уже приготовленные деньги, она стала гладить и похлопывать жеребца по шее, спине и вдруг увидела на своих ладонях чёрные разводы. Она недоумённо обернулась к цыгану:
— Что это?
Он сверкнул зубами в улыбке и ответил ей по-цыгански:
— Это чтобы никто не догадался, откуда конь. Хозяин расставаться с ним не хотел, пришлось взять самому, — и, увидев недовольно нахмурившуюся Элен, добавил: — Не бойся, деньги я оставил у него на столе — такую же сумму, которую он пару недель назад за коня заплатил. Так что всё честно. А это, — он показал на руки Элен, — сажа. Пусть коня выкупают, она и сойдёт.
Элен засмеялась. Это его «честно» подкупало! Ведь он сам верил в это!
— Как звать-то коня, не знаешь? — уже по-русски спросила Элен.
— Кречет. Назвали его за масть. Я думаю, хорошо подходит ему это имя. Быстрый! Долетели с ним до города — не заметили.
Поняв, что конь был «приобретен» не в городе, Элен осталась довольна этим обстоятельством. Когда цыган ушёл, коня повели купать. Пока его мыли возле конюшни, Элен обсуждала с Юзефом сложившееся положение.
— И чего ты добилась? Не хватало ещё, чтобы тебя в краже обвинили!
— Да кто обвинит? По улицам шёл чёрный конь, а увели у кого-то другого. Скоро увидим — какого.
— Да? Ты что же, собираешься его прятать? Ты же вроде дарить его хотела. А значит, его увидят все,
— Ничего. Я к краже не причастна, просто купила понравившегося коня у цыган. Разве это запрещено? Меня как-то не интересовало, откуда он у них. Если же хозяин увидит своего жеребца у Бирона, то неужели ты думаешь, что он пойдёт к нему и спросит: «где взял?». Это просто невероятная ситуация. Таких дураков нет. Тем более что кражи как бы и не было. Ведь деньги-то за коня уплачены.
— А ты в этом уверена? Это ведь только слова какого-то цыгана!
— Этот «какой-то» цыган не стал бы врать мне, которая тоже некоторое время была «какой-то» цыганкой. Всё. Разговор окончен. Лучше пойдём — посмотрим жеребца.
Рядом с конюшней стояло чудо. Конь оказался саврасым с белой гривой и хвостом. Длинные ноги и компактный корпус говорили об арабской крови, а немного крупноватая для араба голова напоминала о присутствии в его роду местных лошадей. Полюбовавшись на роскошную, в «яблоко» масть, Элен вдруг обернулась к Юзефу:
— Я знаю, что преподнести царице Анне. Теперь вопрос лишь в том, сумею ли я раздобыть этот подарок к сроку. Завтра же снова пойдём на базар.
На базаре Элен с Юзефом и Штефаном быстро, насколько позволяла толпа, шли по рядам, пока не очутились там, где торговали всякой живностью. Они остановились возле человека, продающего живых птиц. Продавец, видя внимание со стороны хорошо одетой девушки, начал с удвоенной энергией расхваливать свой товар:
— Подходите, посмотрите, господа! Послушайте моих певцов! Они будут без устали услаждать ваш слух нежными песнями и не потребуют за это платы! А как хороши — взгляните!
— Подожди, не трещи так, — улыбаясь, сказала Элен. Здесь её акцент растворился без следа. — Меня другие птицы интересуют. Может, ты и сможешь мне помочь.
— О каких птичках вы говорите, ваше сиятельство? — продавец готов был называть её хоть светлостью, лишь бы не ушла с пустыми руками.
— О больших.
— О заморских? Попагаях? У меня их сейчас нет, но через день будут. В порту корабль разгружается, так мне с ним прислали двух таких птах.
— Да не болтай ты так быстро. Слова не вставить. Нет, попугаи мне не нужны. Скажи лучше, не продают ли тут у вас ловчих птиц?
— Вона что… Да я не знаю. Как-то ни к чему мне. Я всё больше щеглов да зябликов продаю, — человек явно испугался. Глаза забегали, слова стали неохотно цепляться друг за друга.
— Чего ты испугался?
— Так нельзя ж ими вот так запросто торговать! — жалобно ответил продавец.
— Ах, вот как. А сколько стоят все твои пташки вместе взятые?
— А что?
— А то, что я заплачу тебе цену, которую назовёшь. Разумеется, если она будет разумна. А дальше — хоть продавай их, хоть распусти по лесам, и сам скройся вместе с ними. Только за это помоги мне птицу найти и быстро.