Наследница
Шрифт:
Слава богу, на эту тему больше вопросов не последовало — заговорили о другом:
— Эта женщина — у вас есть какие-то доказательства, что она не просто компаньонка матери вашего мужа? И что мальчик действительно его сын?
Рене покачала головой.
— Нет. Они просто очень похожи. И Виктор... он при них становится совершенно другим. Он только берет ее за руку — у него сразу лицо меняется. Но этого никто, кроме меня, не видел.
— А вы?
— Все тот же потайной ход, — невесело усмехнулась Рене.
Личные вопросы закончились, теперь речь
— Кроме того, я хочу выселить Виктора и его родственников из моего дома, и как можно быстрее, — добавила она под конец.
— Нет, — вмешался Тед, — с этим лучше подождать.
— Почему? — спросил мэтр, Рене просто молча ждала объяснений.
— Я, конечно, смотрю со своей позиции, но если потребуется установить за ним наблюдение или, скажем, прослушивать разговоры, то лучше, чтобы он пока что жил в известном нам месте.
— Хорошо, — кивнула Рене.
На время составления завещания его все-таки выставили в приемную — как выразится мэтр Баллу: «Это дело не терпит посторонних глаз».
Ждать пришлось почти час. За это время Тед успел соскучиться и выпить две чашки кофе, на сей раз с печеньем.
Что ж — вроде разговор прошел нормально. Мэтр был вполне доброжелателен, да и сама Рене под конец нервничала значительно меньше, чем в начале.
Самыми трудными будут первые дни — когда все закрутится, Виктор наверняка захочет что-то предпринять... И еще собаки. Искать иголку в стоге сена... точнее, черную кошку в темной комнате, где ее уже давно нет... а еще точнее, черную собаку...
Интересно, долго еще там? Третьей чашки кофе он уже не выдержит!
Надо бы дома попросить Рене сварить какао — у нее хорошо получается. Смешно... Интересно, а до него она хоть раз кому-нибудь готовила еду?..
Подобных размышлений ему как раз хватило, чтобы дождаться Рене — точнее, приглашения в кабинет.
— Мелье, остался последний вопрос — мадам... мадемуазель Перро считает, что о том, как я могу с ней связаться, лучше разговаривать с вами.
— Звоните на мой автоответчик. Если потребуется, мадемуазель Перро вам перезвонит в тот же день.
Слава богу, адвокат не стал задавать бестактный и ненужный вопрос: где именно сейчас живет Рене. На прощание снова поцеловал ей руку и проводил до дверей кабинета, по-отечески обнимая за плечики. Ах-ах, знаем мы таких добрых папочек! Куда руки тянешь, козел?!
Тед удивился вспышке странных собственнических чувств. Интересно — неужто он ревнует? Даже смешно... кто он такой, чтобы ревновать?
На самом деле ему было совсем не смешно. Вся эта дурацкая болтовня с самим собой была призвана заглушить одну простую трезвую мысль: эта женщина, которая сегодня проснулась от его поцелуев; эта девчонка, которую он готов защищать любой ценой; эта инопланетянка,
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
До самой машины они шли молча. Рене смотрела прямо перед собой и шептала что-то одними губами, будто все еще продолжая разговор. Лишь когда они отъехали от конторы, она очнулась и взглянула на него.
— По-моему, все прошло нормально. Ты как считаешь?
Тед пожал плечами.
— Вроде действительно все нормально...
— А куда мы едем?
— Домой. Нам сегодня еще надо много о чем поговорить.
Рене вздрогнула и резко обернулась.
— Что-то не так?
— Да нет, — Тед даже растерялся. — Ты чего? — приподнял вуальку, коротко глянул — да, и глаза испуганные...
— Всегда, когда мне говорят «нам надо поговорить», это значит что-то плохое... Так что у тебя?
Она словно нацепила маску — спокойный, светский, отчужденный тон.
— Не бойся, ничего плохого. Мне просто нужно поговорить о твоих собаках.
— Что именно? — Рене сжалась. Сейчас он скажет, что не поедет их искать, что все это глупости, что надо их просто забыть. Всего лишь собаки... Которые до сих пор ждут ее и не понимают, почему она их бросила!
— Для того чтобы найти их, мне нужно как можно больше о них знать. Завтра утром я поеду за ними, — Тед улыбнулся, — а пока даже толком не помню, как они выглядят.
Рене закивала, от облегчения не в силах произнести ни слова. И лишь потом до нее дошло — он завтра уедет...
Она забавно говорила о собаках — как о людях:
— Понимаешь, Снапик — он такой открытый, все чувства на виду— Очень хочет показать себя, чтобы им лишний раз повосхищались — какой он ловкий, какой умный... А Тэвиш — тот себе на уме. На вид солидный, серьезный — а на самом деле непрочъ похулиганить, но так, чтобы никто не узнал. Например, если они найдут что-то на улице — косточку, огрызок — Снапик сразу хватает и начинает быстро жевать, пока не отобрали. А Тэвиш тихонько подберет и тащит во рту, пока все не отвернутся, а тогда уже спокойно ест...
Тед слушал и любовался ею: живые веселые глаза, легкий смех, нежная улыбка — она рассказывала о тех, кто был ей дорог, и радовалась, веря, что они еще живы и вот-вот, совсем скоро, он привезет их.
Седенькие прядки Рене щекотали его плечо, когда она шевелила головой. Тонкий лучик солнца, пробиваясь сквозь занавеску, скользил по ее лицу, и она смешно жмурилась, продолжая говорить.
Он не хотел... точнее, не собирался тащить ее в постель средь бела дня. Планировал сначала расспросить как следует — даже купил по дороге, на углу рю де Монмартр, пару крепов1 с ветчиной, чтобы по-быстрому поесть и сразу заняться делом. Потом, если останется время, съездить куда-нибудь погулять — а потом уже...