Наследница
Шрифт:
Это было последней каплей: он рванулся вперед, глубоко, до самого конца — и внезапно с восторгом ощутил, как Рене забилась под ним, запрокинув голову, вцепившись ему в плечи и выкрикивая что-то бессвязное.
Она не знала, что так бывает... что так может быть с ней! Все то, что она читала или слышала, не могло описать этот взрыв внутри: боль, жар, радость, судорога, пронзившая ее до самых кончиков пальцев, свет, вспыхнувший перед плотно закрытыми глазами — и волны наслаждения, бьющие изнутри и сотрясающие напряженное выгнутое тело...
Тед сам не понимал,
Лишь почувствовав, что Рене уже приходит в себя, он подул на капельки пота, украсившие ее лоб, легонько поцеловал в зажмуренный глаз и шепотом спросил:
— Эй, ну как ты там?
Глаза медленно открылись, удивленные, все еще затуманенные пережитым наслаждением.
Только через несколько секунд Рене вспомнила, где она и что произошло. Тед был по-прежнему рядом, смотрел на нее сверху и улыбался — весело, отчаянно, с какой-то непонятной гордостью. Она шевельнулась и лишь теперь поняла, что странное ощущение жара и наполненности возникает оттого, что его член, жесткий и напряженный, до сих пор в ней! Поняла — и испугалась, потому что все то плохое, что она знала про себя, оказывалось правдой. И удивилась, потому что Тед, кажется, совсем не сердился...
Он рассмеялся хриплым задыхающимся смешком, сказал:
— Поехали! — и начал двигаться сильными мощными толчками, медленно и ритмично... потом чуть быстрее... И снова: —Рене, — и губы, жадно впившиеся в шею, и шепот, щекочущий над ухом: — Рене...
И, несмотря на испуг, она с ужасом и восторгом почувствовала, что внутри нее опять все дрожит, и горячая волна уже близко, рядом...
Слова вырвались сами — Рене лишь услышала их, словно со стороны:
— Еще... пожалуйста, еще! Быстрее!
Она не знала, что Тед умеет двигаться так быстро, что кто-нибудь так умеет — в три... в десять... в сто раз быстрее — как машина, но ни одна машина не смогла бы выдержать этого сумасшедшего темпа.
Его лицо исказилось, как от боли, но, схватив ее за ягодицы и впившись в них жесткими пальцами, он продолжал неутомимо подаваться вперед — и вдруг замер и напрягся, сильно, до боли прижав ее ксебе. Что-то дернулось у нее глубоко внутри,и именно этого последнего толчка Рене, оказывается, не хватало, чтобы вновь ощутить ту сладкую пронизывающую судорогу, которой она так ждала...
Прошло несколько минут, прежде чем она окончательно пришла в себя.
Она лежала на животе, уткнувшись лбом в подушку, отброшенная, как ненужная кукла. Тед был где-то поблизости, она хорошо слышала его дыхание — хриплое и неровное.
Теперь Рене вспомнила все. Все... Ощущение блаженной легкости исчезло, остался только стыд — невыносимый, такой, что хотелось вскочить и забиться в какую-нибудь тесную дыру, где ее никто не увидит. Слова Виктора, как наяву, зазвучали в ушах: «Да с дохлой рыбой трахаться приятнее, чем с тобой! Даже если какой-то идиот на тебя с голодухи и
Если Тед сейчас скажет что-нибудь подобное... Как после этого смотреть ему в глаза, говорить с ним, как? Может, он сумеет хотя бы промолчать?
Он шевельнулся и положил теплую руку ей на плечо. Сказал:
— Я помнил тебя все эти годы... и все никак не мог придумать, на что похожи твои глаза. А теперь знаю. Они как анютины глазки — знаешь, бывают такие, коричневые с золотыми серединками.
И она заплакала...
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Тед не сразу понял, что она плачет, всхлипывания были почти беззвучными — но спина, несомненно, вздрагивала. Прислушался — да, плачет.
Вздохнул — похоже, она все-таки пожалела... Погладил по спине, попытался подтянуть к себе — Рене вцепилась в подушку, продолжая всхлипывать.
— Я был очень грубым, да?
Она замотала головой, не отрывая лица от подушки, и пробубнила что-то невнятное.
— Ну-ка, ну-ка? — уже не церемонясь, он перевернул ее и подтянул к себе. Теперь вместо подушки была использована его подмышка — именно туда Рене повторила, тоже не слишком разборчиво:
— Ты был прекрасным... — впрочем, возможно, сие означало и: «Это было прекрасно...»
— Ну чего ты тогда?
Она всхлипнула:
— Виктор... он... — махнула рукой и снова заплакала.
— Забудь ты про него, хватит! Мне не нужен сейчас третий в постели... мне вообще не нужен никто, кроме тебя!
Господи, что же еще вытворял с ней этот подонок?
— Значит, вот как это бывает на самом деле...
Тед не сразу осознал, что она сказала. Потом осторожно переспросил, не уверенный, что правильно понял ее слова:
— Ты что... ты что, никогда не кончала?
Она слегка вздрогнула — ох уж эта католическая школа, ее еще придется учить называть вещи своими именами! Голова замоталась из стороны в сторону — несомненно, отрицательно.
— Этот твой Виктор — он что, совсем идиот? — вопрос был чисто риторический, но Рене отозвалась:
— Он говорил, что я никуда не гожусь, что я вообще... фригидная. И ты сам видел, у тебя тоже не... я почувствовала, только потом получилось... извини...
Объяснение было нелепое, бессвязное — и абсолютно не укладывалось в голове! Значит, вот как она расценила его сексуальные подвиги! О боже!!!
Когда плечо Теда под ее щекой заходило ходуном, она не сразу поняла, что происходит — настолько это было неожиданно. Он смеялся!
Ладно, можно перетерпеть и это. Рене сползла с трясущегося плеча и уткнулась лицом в подушку. Что ж, если ему смешно...
Смех прекратился так же внезапно, как начался. И так же внезапно Тед рывком повернул ее к себе.
— И ты верила в это? Все время? — он говорил не слишком громко, но ей показалось, что он кричит.
— Да.
Он прижал ее к себе, уткнув лицом в грудь — совсем близко, так, что она слышала, как бьется его сердце.