Наследницы
Шрифт:
— Ты цел?
— Мерзавец! — Блондинка налетела на Евгения, замолотила по его груди кулаками. — Все подчистую вылакал?!
— Пару пузырей заныкал… — хитровато ответил он, — но с тобой не поделюсь, сам выпью.
— Тебе лечиться надо, а не с молодыми девками романы крутить! Все твоей Диане расскажу — пусть знает, с кем связалась.
— Хочу и кручу, твое-то теперь какое дело! Все, гуд-бай, старушка!
Со счастливой улыбочкой он пустился в клоунский пляс вокруг джипа, откалывая замысловатые коленца.
— Больной на всю голову! Психушка по тебе плачет! — Андрей брезгливо наблюдал за кривляющимся Евгением. — Бабушка! — взглянув на Галину
Та, еще секунду назад обессиленно прислонившаяся к воротам, медленно сползала вниз.
Не меньше часа Саша крутила диск телефона, дозваниваясь до милиции, «скорой помощи», МЧС, близлежащих больниц и даже морга, озадачивая сотрудников соответствующих организаций одним и тем же вопросом — нет ли у них ее матери и сына и как ей их искать. В милиции предложили подождать три дня и, если родственники не обнаружатся, прийти и написать заявление об их исчезновении. В МЧС тоже отфутболили, разъяснив, что не по адресу гражданочка обратилась. В «скорой помощи», просмотрев заявки, сообщили, что вызова по их адресу не поступало, в больницах Галины Васильевны и Андрея тоже не оказалось. В морг Саша не дозвонилась. Обессилев от нервного напряжения, она рухнула на стул и мутным взглядом обвела празднично накрытый стол. Она потянулась за сигаретами. Это была уже вторая пачка.
Звонок телефона, как бритва, полоснул ухо. Саша вскочила и помчалась к журнальному столику.
— Алло, алло! — севшим от курева голоса, выкрикнула она в трубку и сникла, присев на диван. — A-а, это ты.
— Что у тебя с телефоном? — с тревогой спросил Глеб. — Больше часа не могу дозвониться, а мобильный отключен. А с голосом что?
— Обкурилась, — ответила Саша безучастно. — Подожди. — Подошла к столу, взяла сигарету, закурила, вернулась к телефону. — Алло, слушаю… Тебя очень плохо слышно.
— Тебя тоже… Я заметил, ты в последнее время стала много курить.
— Нервничаю больше обычного. Масса проблем, — бесцветным голосом говорила она. — С каждым днем все больше… Снежный ком!
— Вот если бы мы были вместе… Все время, а не раз в неделю… Я мог бы помогать тебе их решать…
Из-за помех на линии Глеб не мог уловить Сашиного состояния, а у нее уже не было сил рассказывать свою историю в которой раз.
— Только, пожалуйста, не говори «нет», все твои отговорки и доводы гроша ломаного не стоят! И не перебивай, дай договорить. Тем более что я тебя практически не слышу. Сань, как ты не поймешь, — убеждал ее Глеб, — что с женой мы давным-давно чужие. Сын уже взрослый, ему девятнадцать. У него своя жизнь. В конце концов сядем, поговорим, как мужик с мужиком… Уверен, что он поймет!.. А дочка… она тоже должна понять…
— Знаешь, когда отец бросил мать и меня, — заводясь, начала Саша, — когда он ушел…
— Что ты сказала? Повтори, я не расслышал.
— А так — слышишь? — повысив голос, спросила Саша. — Я не верю в крепость брака, построенного на чужой беде! — Она говорила горячо, убежденно. — На страданиях жен и детей!
Из ее глаз брызнули слезы. Одна из них упала на огонек сигареты. Она шипнула и потухла.
— Сань, ты плачешь? Что случилось? — спросил Глеб с тревогой.
— Что случилось? — повторила Саша, тихо всхлипнув.
Собравшись с духом, она рассказала Глебу об исчезновении матери и сына, о своих попытках разыскать их. Как мог, он стал ее успокаивать, посоветовал сходить к соседям, поискать во дворе…
— Может, мне еще в мусорные контейнеры заглянуть?! — возмущенно перебила она Глеба.
Чем дольше
— Илья, прости, что поздно, но у меня проблемы. Не хочу по телефону. Ты не мог бы подъехать ко мне? Я тебе здесь все объясню. Спасибо. Жду.
Она подошла к столу, налила полный бокал шампанского и залпом выпила.
— Все. Мне уже лучше. — Галина Васильевна отдала пустой стакан внуку, сидевшему рядом с ней на диване.
— Может, я все же вызову «скорую»? — заботливо спросил он.
— Достаточно лекарства. И того, что ты вызвал сюда Сашу.
Теперь, после того как ей стало лучше, она могла хорошенько разглядеть хозяйку дома. Блондинка оказалась крашеной, но крашенной безукоризненно. Лишь острый, наметанный глаз художника мог это заметить. На вид Арине было лет под сорок, впрочем, на самом деле, возможно, и меньше — тяжелый мрачноватый взгляд набрасывал лишних годков пять как минимум. Было в ее облике что-то демоническое — черное глухое платье, гладко зачесанные назад волосы, бледное, почти без косметики, лицо и голос… низкий, глубокий, завораживающий. Она стояла у старинного овального зеркала, накрытого тонким черным пологом, и наблюдала за гостями с какой-то странной, ускользающей полуулыбкой.
Опершись о руку Андрея, Галина Васильевна вместе с ним поднялась с дивана, подошла к хозяйке дома, по пути окинув просторную комнату внимательным взглядом и отметив: «Стильно. Дорого. На широкую ногу».
— У вас кто-то умер? — спросила Галина Васильевна, заметив, что еще два настенных зеркала также завешены черным.
— Да. — Арина посмотрела на Галину Васильевну в упор. — Очень близкий мне человек. — Странноватая полугримаска-полуулыбка тронула ее губы.
— Соболезную. — Галина Васильевна ответила таким же прямым взглядом.
Андрей разглядывал обстановку. Увидев на стене картину, небольшую по размеру, в красивой раме, он подошел поближе.
— Галя, вот он! — воскликнул Андрей, завороженно глядя на «Этюд в красных тонах». — Или… нет… — Он осекся.
Галина Васильевна подошла к картине и покачала головой.
— Нет, Андрюшенька, это не оригинал, но очень хорошая копия. — Она удивленно посмотрела на Арину, наблюдавшую за ними с той же ускользающей полуулыбкой.
— Вы правы, это копия, и действительно очень хорошая. Ее сделал мой покойный муж. — Она медленно пошла в глубь комнаты к японской ширме, которая загораживала часть стены. — Идите сюда.
Когда Галина Васильевна и Андрей подошли, Арина отодвинула ширму, явив их взору картину.
— А что на это скажете?
— Она, она! — возбужденно твердил Андрей. — Ешь, это не подделка! Подлинник!
Галина Васильевна смотрела не на картину, а на внука. Он совершенно преобразился. Похоже, Андрей начисто забыл обо всех треволнениях их странного путешествия. Он был счастлив, его буквально била дрожь от радостного волнения.
— Это манера деда! — вдохновенно говорил Андрей. — Смотри! Сначала он наносит широкие, темные линии контура… Они сразу передают характер натуры! А потом долго, чувственно, сочно накладывает краски… Самозабвенно, увлеченно…